До настоящей тёплой весны было ещё далеко.
«Скорее бы уже прошла зима, – думала Лиза. – Весной будет полегче. Всё же травка, ягоды, зелень – уже не помрём. Только бы до весны дотянуть. Господи, скорее бы весна».
От призрачной надежды закружилась голова. Лиза вспомнила, что уже неделю ничего не ела, кроме одной гнилой картофелины. Пустой желудок свело судорогой, и от боли Лиза застонала. Она согнулась и схватилась за живот.
«Только бы не загнуться здесь, – пронеслось у неё в голове. – Кто тогда позаботится о моих девочках? Господи, не дай мне помереть сейчас».
Лиза прислонилась к забору и сползла на сугроб. Она взяла в руку снег и приложила к лицу, растерла щёки, лоб; затем взяла ещё снега и сунула в рот. Снег приятно хрустел во рту, как будто свежий хрустящий хлеб. Лиза уже и забыла, какой он на вкус. Она взяла ещё, и ещё. Лиза жевала снег и представляла, что жуёт хлеб. По её щекам текли горячие слёзы. Неужели она так и умрёт, не наевшись вдоволь? И её девочки так и не вспомнят, что такое – поесть досыта?
– Ну, уж нет, – сказала Лиза вслух, – не бывать этому. Мы не умрём от голода. Только не от голода.
Она поднялась, держась за забор. Живот ещё болел, но спазм прошёл. Лиза запахнулась в платок и пошла дальше. Сначала она зашла к соседке тёте Гале – та всегда оставляла для Лизы очистки от картофеля. Вот сегодня, к примеру, тётя Галя дала пакет очистков, а к ним прибавила ещё три подмёрзшие картофелины. Женщина извинялась, что так мало и что не может дать хорошей, не мёрзлой картошки, а Лиза плакала от счастья и благодарила добрую соседку за щедрость и великодушие. Для неё это было всё равно, что сытный обед на семью.
«Вот если бы ещё хоть горсточку муки, – думала Лиза, – и тогда можно было бы сразу идти домой и готовить обед и ужин, и завтрак на завтра». Но, к сожалению, муки тётя Галя дать не могла, у самой семья большая – кормить надо.
Лиза двинулась дальше. Она вышла на улицу, ведущую к вокзалу. Ужасная картина открылась её взору. Десятки людей, таких же измождённых, как и она сама, бродили по улицам, словно тени, в поисках хоть какой-нибудь еды. То тут, то там, падали люди. Некоторые вставали и брели дальше. Другие так и оставались лежать, не находя в себе сил подняться. Вечером каждого дня по улицам города проезжала грузовая машина и подбирала остывшие трупы умерших от голода людей. Лиза уже привыкла к такому зрелищу. Вид падающих людей, умерших от голода, не вызывал уже ни удивления, ни страха.
Лиза пришла к магазину. Продавщица Тоня сказала, что сегодня должны были привезти немного продуктов, но не привезли. Возможно, завтра, и тогда она сможет дать Лизе хоть немножко серой муки для лепёшек.
Лиза бродила ещё около часа, нашла ещё две напрочь замёрзшие картофелины – наверное, выпали из грузовика, и пошла домой. Там её ждала Верочка. Лиза вернулась довольная, почти счастливая.
– Верочка, посмотри, что принесла тебе мама, – сказала Лиза, выкладывая на стол пакет с очистками и пять картофелин.
– Ой, как много, – сказала Вера, подойдя к столу. Её глаза горели голодным блеском. В животе громко заурчало.
– Доченька, выпей глоток воды, а я пока сварю обед, – сказала Лиза, – скоро твои сёстры придут, тоже кушать будут хотеть.
Вера приложилась к кружке с водой.
– Верочка, не пей много, – сказала Лиза. – Нельзя теперь пить много.
– Почему? – Вера непонимающе смотрела на мать. Ей было непонятно, почему она не может хотя бы воды пить столько, сколько хочет, особенно если она себя лучше чувствует, напиваясь вдоволь и забивая хоть на время чувство голода.
– Нельзя, Верочка, – повторила Лиза, – сейчас хорошо, а потом плохо будет, отёки пойдут. – Лиза не знала, просто не представляла себе, как ей объяснить семилетнему ребёнку, почему нельзя пить, когда много дней пустой желудок. Она не знала, что сказать своей маленькой дочери, как объяснить, почему они едят гнилые и мёрзлые овощи, а вместо хлеба – лепёшки из прелых листьев и картофельных очистков. Лиза сходила с ума от ужаса их положения и от невозможности что-либо изменить в их жизни.
8.
Прошёл ещё месяц. На улице было всё так же морозно и холодно. Зима никак не хотела отступать. Сама природа, казалось, не спешила облегчить людям их участь. Мёртвых тел на улицах уже лежало столько, что машины не успевали подобрать все за один раз, делали по несколько ходок в течение дня. Люди падали повсюду, и на них уже не обращали внимания, к ним даже не подходили прохожие, чтобы обшарить карманы, потому что знали – ни у кого ничего нет.
Лиза не знала, как они прожили ещё целый месяц. Казалось, это было за гранью возможного. Тётя Галя уже меньше давала еды, они тоже строго экономили; очистки бывали не каждый день, а целые овощи и подавно. Рая с Шурой теперь почти не бывали в школе, им сократили уроки. Хлеб с кипятком давали тоже не каждый день. Так что теперь они почти целыми днями сидели дома. И теперь все трое стонали и плакали с утра до вечера. Лиза держалась из последних сил. Она не ела, бывало, по целым неделям, старалась отдавать детям. Но самым невыносимым для неё было другое: видеть каждый день худые, изможденные личики своих детей с угасающими глазами, слышать их плач и мольбы: «Мамочка, болит в животе», «Мамочка, тошнит», «Мамочка, дай хоть что-нибудь», – и быть не в состоянии помочь им.
Что она им даст? Где взять еду, если её нет? Лиза порой хотела уснуть и не проснуться, чтоб только не слышать детские мольбы, чтобы не видеть их посеревшие лица, их исхудавшие тела – косточки, обтянутые кожей. Такие малодушные мысли в последнее время всё чаще посещали Лизу.
А, глядя на маленькую Верочку, мать едва сдерживала рыдания, ей хотелось умереть на месте. Верочка уже неделю лежала, не вставала. От большого количества выпиваемой воды у неё сильно отекли ослабленные голодом ноги, и она не могла уже на них стоять. Она постанывала от боли, уже даже не просила кушать, только пить. Лиза знала, что нельзя давать воду. А что делать, если поесть дать нечего? Вера затихала, только когда засыпала. А потом опять всё начиналось с начала. Рая с Шурой по очереди подходили к Лизе и говорили шёпотом, что Вера просит пить,
