что это всё, больше ничего не нашёл.
– Ладно, будет сделано в лучшем виде. Чего она, не могла ниток в Нью-Йорке купить?
– Говорит, что таких там нету, да и покупать не хочет… Но в пакете не только нитки, ещё всякая фигня… хранилось здесь в общей коробке… Как она там с картинами, не продала пока ничего?
– Да где она продаст? Только шьёт и по стенам развешивает, уже хранить скоро негде будет. Она же хочет тысячи, а кто купит за такие деньги?
– Это да. Но моё дело маленькое, передать, что просила. А там – пусть сама… Она, прикинь, уверена, что её музейные картины сверх-ценной стоимости будут продаваться после её кончины где-нибудь на аукционах Кристи или Сотбис. Нам, мол, этого не понять.
– Куда уж нам! Когда она чего-то другое говорила? Но сама довольна, шьёт и ладно. А нас не касается.
– Ну не скажи, она вообще-то собирается у тебя взаймы денег попросить, хочет арендовать галерею. На стокмаркете всё своё просрала, что зарабатывала, теперь хочет просрать последнее… Но может как раз всё получится, кто знает… Картины у неё хорошие. Только никому не нужны. Нет бы – делала, как все. Наляпают на три копейки, и продают влёт. У неё рисунки хорошие, зачем-то взялась шить, а это никому не нужно.
– Сам-то полететь не хочешь? – Борис продолжал орудовать челюстями.
– Нет, мне не на что. И работать недавно устроился, сейчас не могу. Может летом… Прикинь, она мне один раз вопросик задала…
– Только один?
– Если бы, – говорит, – тебе предоставился выбор, чтобы твою музыку признали, но с условием, чтобы ты ради этого умер? – Согласился бы стать настоящим музыкантом, но посмертно? Или нет?
– Ну и что ты ответил?
– А сам как думаешь? – Митя вытаращил глаза.
– А чего на такой вопрос ответишь, – пожал плечами Борис.
– Так ты музыку не пишешь, картин не вышиваешь, тебе и отвечать не приходится, – усмехнулся цинично племянник.
– Так может и ей давно пора завязать! Тогда жила бы себе, мороки не знала.
– То-то и оно! Сказать по правде, я уже сто раз ей говорил – лучше бы личную жизнь устроила, нашла бы себе мужа, начала, наконец, жить по человечески, но куда там… Мужики ей типа не нужны, а чего надо – позор один… Увязла в форуме, а они там – как в мышеловке…
Дядька промолчал, и Митя продолжил.
– Ты её рассказы читал?
– Да уж… – Борис подцепил вилкой очередную котлету, достал из банки огурчик, и поднял рюмку.
– За Людку, что ли? Шоб ей, наконец, повезло!
– Давай!
Дружно выпили. Митя закусил, отрезал себе ещё кусок хлеба, прикрыл колбасой и продолжил:
– Она ведь много пишет, прикинь? На полном серьёзе. Ты что-нибудь читал?
– Да начал, было, один рассказ… – Борис, прикрывая глаза от удовольствия, обсасывал палец и, сосредоточенно расчленяя котлету зубами, на время приумолк… – Я когда дочитал до места, где она матерится… знаешь, как сапожник… она же, ты ведь в курсе? – пишет так, будто ругаются грузчики… или бабы на вокзале…
– Точно! Я тоже один рассказец прочитал, до сих пор не знаю, чего это было… Не то чтобы согласиться читать ещё, мне бы позабыть то, что уже прочёл… Не для слабонервных такое чтиво.
– Вот и я говорю… – продолжил Борис, – я дальше читать не стал…
– Представь, у неё форум, а там почитателей не так уж и мало. Я как-то заходил. Тусуют. Она их уму-разуму учит. И рассказы там выставляет. Считает себя писательницей. И очень довольна. А однажды… блять… не могу поверить!
– Чего?
– Да она моей девчонке такое написала, что у меня волосы дыбом! Вообще, не предупредила, не посоветовалась, у меня чуть крышу не сорвало! Написала, что у неё не в порядке с головой – типа, по ней психушка плачет, а со мной у неё якобы дружба на фоне моей полной несостоятельности, якобы как только я встану на ноги – моментально её брошу! Прикинь, мы с девчонкой обговариваем, где будем вместе жить, а мать за моей спиной – в точности передаёт то, что наше и никому знать не предназначалось! Ну и между нами такой разгорелся скандал… – сначала девчонка закатила чумовую истерику, типа, караул – тушите свет, а потом с маманькой – едва на всю жизнь не рассорился. Просто чудом обошлось!
– А с девчонкой-то помирился?
– Ну да, помирились. Мы и без того ссорились почти как по расписанию, два раза в неделю – минимально. Да ты наверно слышал. Вот уж она-то умеет довести до бешенства! Но теперь даже немного лучше стало. Однажды знаешь какая мелькнула мыслишка? Не нарочно ли она такое отколола? Подружка стала заметно меньше доёбываться. Блять, иногда меня и самого бомбит, какого хуя я с ней – весь извёлся…
Борис потёр переносицу, повёл глаза к потолку и промямлил:
– Мне однажды тоже… – досталось… – такое письмецо накатала по мейлу, шо я едва на стуле удержался. Вот, сказать по честному – я её рассказы читать не хочу, потому что побаиваюсь, а вдруг она там вот так же – выскажет, а мне потом чего делать? Нет уж… Пусть другие читают…
– Вот и у меня такое чувство. Она не только сама разденется посреди площади, но и меня заодно оголит так, что не будешь знать, куда спрятаться. И главное – стиль у неё пиздец дерьмовый. Ни разу не литературный. Матерится, словечки использует, будто всю жизнь в подворотне жила. Или даже хуже – сама в подворотнях крыс разводила.
– Ну это ты тоже литературным языком заговорил! Яблочко от яблоньки не далеко падает! – и они рассмеялись, по родственному понимая друг дружку.
Отсмеявшись, Митя потянулся, чтобы разлить по рюмкам.
– За нас! И за маманчу, чтоб сбылась её мечта! Или сколько их у неё – чтобы сбылись!
– Да! Вот это верно! Вот за что я тебя люблю! Отличный тост! Может когда-то будем гордиться, мол, сестричку напечатали и денег отвалили… В сети сейчас ненормальных полно. У них там свой шурум-бурум, а у нас свой… Ты наших родственников знаешь? У Светки внучка родилась, твоя троюродная сестра вышла замуж за англичанина и родила дочку.
– Мне всё равно, я их и не помню никого, – и Митя, вдруг, ни с того, ни с сего поник, катая пальцем по столу крошку хлеба… – На днях звонил ей, хотел уточнить про нитки, да что-то не ответила. Как-то неприятно.
– Чего? Не ответила и ладно. Мне сто раз не отвечала, звони, пиши…
