даёт… и держит, что имеет, под собой.
– Ты не мог бы работать? – сурово воскликнул Грегор.
Збилут сплюнул.
– Но босым, в этом кубраке, без коня шляхтичу искать службы? – крикнул он. – Старик ничего дать не хотел, он во всём виноват.
После короткого раздумья Грегор, не продолжая разговора, пошёл в город. Он не мог поместить его в другом месте, только под надзором человека, который бы пожалел его, а в то же время имел энергию сдержать его от пьянства.
В те времена, когда начинал здесь ходить в школу, бакалавр сидел на одной лавке с очень бедным подростком, более взрослым, которого, неизвестно почему, прозвали Гроховиной.
Это прозвище ему осталось. Гроховина, который начал учиться, когда был уже с усами, недалеко дошёл в школе, бросил её и в городе его взяли в стражу. Он был старше части городских парней, стражников.
Хотя сам неуч, Гроховина весьма уважал людей духовного звания и учителей, хвалился тем, что ходил вместе с Грегором в школу, а встречаясь с ним, улыбался ему и кланялся. Был это человек добрый, но привыкший постоянно общаться с уличной чернью, приученный к суровости и неумолимый к негодяям.
Грегор знал, что Гроховина жил в жалкой избе у Флорианских ворот, и, надеясь там найти его, велел идти брату с ним. Збилут, бормоча, пошёл за ним.
Когда они подошли, Гроховина как раз стоял у калитки, готовясь к вечернему обходу своего квартала.
Бакалавр первым поспешил к нему и, едва узнав его, парень снял колпак с головы и начал улыбаться с детской радостью.
– Горох мой! – воскликнул бакалавр. – Смотри на того, кого я привёл… пьяницу, что так качается. Это мой родной брат! Бедность его до этого довела. Сразу не знаю, что с ним делать. Имей надо мной милосердие. Возьми его к себе в избу… накорми, выпивать ему не давай, волочиться не позволяй.
Бакалавр вынул из калеты горсть динариев и всыпал их в широкую ладонь Гроху.
– Прежде чем надумаю, что с ним делать, может, одумается. Задержи его при себе, но за порог ему не давай выходить и пить не разрешай.
Гроховина внимательно слушал, покачивая головой.
– Однако, – добавил, сжалившись, бакалавр, – не будь слишком суровым… обходись с ним мягко. Завтра приду, дабы что-нибудь обдумать на будущее.
Збилут тем врменем стоял, оглядываясь вокруг.
– Слушайте, – крикнул он одновременно брату и незнакомому Гроховине, – а где тут подкрепиться? Мне ужасно хочется пить…
Он дёрнул Грегора за рукав.
– Ну, что же будет?
– Останешься тут, дадут тебе помещение и еду, – сказал бакалавр. – Сначала тебе нужно выспаться, прежде чем я с тобой поговорю.
– Что же это? Ведь не постоялый двор! – ответил, хмурясь, Збилут. – Выглядит как тюрьма…
– Изба у меня светлая и добрая, – прервал Гроховина, беря его под мышки и толкая вперёд на тесную лестницу. – Идём.
Грегор также пошёл за ними.
Они вошли в сводчатую каморку, довольно обширную, в углах которой было нагромождено военное снаряжение. Несколько решётчатых окон, пропускающих немного света, делали её достаточно грустной. В углу стоял тапчан Гроховины.
Заметив посередине жбан и кубок на столе, Збилут, прямо никого не спрашивая, схватил их. Но оба были пустыми.
Он с презрением поставил их назад и оглянулся.
– Есть! – воскликнул он. – И пить!
– Всё придёт в своё время, – сказал Гроховина, – а мне кажется, что сначала нужно идти спать на мой тапчан.
Бакалавр стоял с непередаваемым выражением сострадания, разглядывая обретённого брата.
– Збилут, – сказал он серьёзно, – если хочешь, чтобы бы я был тебе братом, будь же таким, чтобы меня не позорить. У тебя будет всё, что тебе нужно, отдам последнее, поделюсь с тобой, чем могу, но не терплю сброд.
Збилут, казалось, слушает, мало что понимая.
– Или ты мне брат, или не брат, – сказал он, – а если брат, то мне должно быть всего предостаточно. Почему я должен терпеть бедность, когда ты во фламандском сукне щеголяешь.
– Но я его заработал! – сказал Грегор.
– Тогда и я с мечом в руке, только нужно дать мне, что следует, могу головы людям отрубать, потому что это шляхетское дело, а я шляхтич клича Стремя. Клехой я, наверняка, не буду, а в рыцарском ремесле никто со мной не сравнится.
Он вытянул кулак, но закачался на узкой лавке, на которую упал, и если бы Гроховина его не подхватил, скатился бы на пол. Сильный парень, схватив его, бросил на кушетку и дал Грегору знак, чтобы был за него спокоен.
Збилут, оказавшись на кровати, пробормотал что-то невразумительное, но выпитое вино его разморило, и через минуту, хотя метался и хотел вставать, им овладел сон.
Бакалавр с жалостью посмотрел издалека, шепнул что-то Гроховине и ушёл.
VIII
Спустя неделю пьяницу Збилута, в котором брат сердечно принял участие, узнать было трудно. Сначала бакалавр его одел за свои деньги с ног до головы, накормил, а когда отрезвил и привёл в себя, добился от него клятвы, что пить не будет, обещая ему выхлопотать хорошую рыцарскую службу при каком-нибудь панском дворе. Отрезвевший Збилут, казалось, на всё согласен, обещал брату исправиться, но чем был в детском возрасте, тем остался и теперь, то есть самым хитрым и самым испорченным из людей. Он так умел показать себя и принять смиренную и послушную внешность, что бакалавр ему поверил. Объяснялся отчаянием, до которой его довела бесчеловечность отца.
Жизнь у Гроховины, немного замкнутая, не понравилась Збилуту, он опасался этого молодчика, который зорко за ним следил, поэтому выпросился к какому-то мещанину, с которым познакомился.
В течение нескольких дней Збилут так рассчитывал, чтобы Грегор никогда его пьяным не застал. Потом поздно ночью он выкрадывался в кабаки и там пил до упаду, а так как кабаки в то время, особенно более отдалённые, были полны игроков, с ними также бросал кости и получил несколько шишек. Это он приписывал какой-нибудь случайности, а перед братом постоянно притворялся степенным, повторяя:
– Я теперь только воду! Чтобы голодным не был!
Желая его отдать в военную службу, Грегор должен был искать коня, доспехи, меч, концерц, одежду и сбрую, так что отдал деньги, что имел, на это. Збилут принимал достаточно благодарно, но находил всё новые потребности… а потом обещал показать, что умеет.
Бакалавр, которому в это время случилось одновременно добиваться новой степени (магистра) в Академии, потому что та нужна была ему для дальнейшего размещения, стоять у бока короля, не раз быть тайно вызванным к королеве, а вместе этого брата выводить в люди, не имел ни одной свободной минуты.
