чесал подбородок, шмыгал носом и ёрзал в седле. Но я помнила главный урок отца — никогда нельзя недооценивать врага. Подумаешь, не выглядит великим и решительным. Он может быть умным, хитрым и изворотливым. А ещё мстительным и своенравным. Власть и дворцовые интриги должны были его многому научить. Нет, его нельзя не принимать всерьёз.
Вон одна глупая ведьма недооценила ведьмака, и где она сейчас?
Грудь прошила боль прямо навылет, и я прикрыла глаза. Схватилась за верёвки ладонями, и сильное покалывание от русальих волос немного отрезвило.
Я бы и дальше сидела, закрывшись ото всех веками, но рядом раздалось цоканье копыт, пришлось повернуть голову. Сердце трепыхнулось в глупой надежде, но это был не Дарий. С моей клеткой поравнялась сестра ведьмака. Пристроилась рядом, коня специально ведёт так, чтобы не обогнать и не отстать. Целительница. Нежная дева в беде, стреноженная царским вниманием. Несчастная влюблённая, разлучённая со своим избранником.
Мрачно окинула её взглядом.
Тонкая, хрупкая, миленькая на лицо. Из тех, что вызывают в мужчинах желание заботиться и защищать. Волосы, пожалуй, посветлее, чем у Дария, да и глаза голубые. Впрочем, как я слышала, это вообще особенность целительского дарования — светлые глаза. Интересно, родилась с такими или во время пробуждения посветлели?
— Я хотела с тобой поговорить, Арина, — сказала девушка, глядя на меня без испуга или даже беспокойства.
— Говори, кто ж тебе запретит, — нарочно грубо ответила я.
— Меня зовут Дина.
— Знаю, Дарий рассказывал.
Похоже, она удивилась.
— Рассказывал? Тебе обо мне? Ладно… Пусть это немного и странно, но вы же вместе столько времени провели в пути, понятно, что вы разговаривали. — Она немного помолчала. — Я хотела тебя попросить отпустить моего брата.
А теперь удивилась я, аж заморгала часто:
— Что сделать? Ты не находишь эту просьбу странной? Это я еду в клетке, а он подле царя в дорогом седле.
— Ты понимаешь, о чём я.
— Без понятия, если честно.
Она вздохнула и опять помолчала, словно подбирая слова. Я уже думала, вообще больше рот не откроет, как она заговорила.
— Ты же подчинила его себе, верно? Не понимаю как… то есть не могу разобрать компоненты заклятия. Но вижу, что он сам не свой. Отпусти его. Отпусти, пожалуйста, и я поговорю с царём Радогором, чтобы он смягчил наказание.
— Ну раз «пожалуйста»… — протянула я и с наслаждением наблюдала, как в голубых глазах девушки загорается надежда. И захохотала зло и громко.
Она вздрогнула и явно подавила сильное желание сбежать. Но справилась с собой, сжала крепче повод, закусила губу и некоторое время просто ехала рядом.
— Арина, ну зачем он тебе? Наверняка же силу тянет эта связь. Освободи и его, и себя. Я в долгу не останусь. Ну скажи, что ты хочешь?
— Развяжи верёвки и открой клетку ночью. — Тонкий ручеёк надежды вопреки воле просочился в измотанную пустыню души. Я даже голос понизила — ну вдруг.
Она помотала головой.
— Этого я не могу сделать. Но другое — проси, я постараюсь. Хочешь, кормить тебя лучше будут. В Царьградской тюрьме камеру получше дадут. Хочешь, сделаю так, чтоб верёвки не жгли руки, хочешь?
Разочарование взметнулось внутри ураганом. Не могу магией ударить — так сумею словами. Я подалась всем телом к краю клетки и схватилась за прутья, максимально приближая к ней лицо.
— Не отпущу, слышишь? — приглушённо зашипела я. — Пусть страдает, думает обо мне ночами. Пусть вспоминает, как целовал меня с жадностью и страстью. Пусть мучается от невозможности снова обнять меня. Пусть сдохнет от тоски, поняла?
Она отшатнулась от клетки, в этот раз не сумев удержать лицо. Дёрнула повод и отстала от повозки. А я закрыла глаза руками, чтобы хоть так удержать уже кипевшие внутри горячие слёзы.
* * *
Эта неделя пути была самой отвратительной в моей жизни. Такого унижения и боли я не испытывала ещё никогда.
И нет, меня не мучали физически, не тыкали палками и не опаливали огнём. Но от этого было нисколько не легче.
От долгого сидения в клетке затекали ноги, руки постоянно жгло от верёвок, невозможность размяться и отсутствие уединения даже в момент, когда было желание справить нужду, сильно меня удручали.
А ещё я поняла, что под дном клетки располагается какой-то амулет, который не позволяет мне набрать силу. Я заподозрила это уже на второй день. По моим прикидкам я должна была уже слегка восстановиться. Как минимум должно было хватить силы на то, чтобы залечить покраснение на коже от русальих верёвок. Но не тут-то было. Дни шли, ничего не менялось. И через неделю я была почти так же слаба, как и в день выхода из нави с пером за пазухой.
Впервые пожалела, что я не оборотень: его способности не регулировались уровнем магической наполненности. И даже если его схватить и посадить в клетку, он может здорово трепать нервы окружающим, воя на луну. А выть иногда хотелось очень.
Самым мерзким моментом за всю дорогу был случай, когда мы ехали через реку по мосту. Из воды высунулись русалки, показывали на меня пальцем и мерзко скалились. Им доставляло великую радость видеть меня в таком состоянии. Я сложила им неприличный знак пальцами, но, к сожалению, на этом моё нынешнее могущество заканчивалось. Они лишь заржали громче и с большей издёвкой. Правда, речным навкам пришлось быстро прятаться, когда Дарий швырнул в них огненный шар. Тот прокатился по поверхности воды, опаливая зазевавшихся. Но благодарности я не испытала. Его полностью восстановившееся могущество так сильно диссонировало с моей слабостью, что новая волна боли пробила грудину.
Всю дорогу ведьмак держался от меня вдалеке. Временами я ловила на себе его взгляд, но не собиралась открывать то, что горело внутри моих глаз, а поэтому упрямо игнорировала. Не хочет ничего объяснять — тем лучше. Значит, всё понятно — и понято верно.
А потом я заметила несущегося по обочине рядом с повозкой Шиша, и сердце впервые замерло в робкой надежде.
Во время движения поговорить мы не могли, поэтому я откинулась на дно клетки, застеленное сеном, и прикрыла глаза. Как жаль, что Сизый не прислал приглядывать за мной кого-то по серьёзнее. Хоть того же Лиха. Тот при желании может отменно пугать людей. Бывало, на обозы такой страх выплёскивал, что купцы бросали товары и неслись в самую чащу, лишь бы подальше.
С другой стороны — гляди, какой верный и необидчивый этот мелкий. Я ж, по сути, ему не поверила, не поддержала его маленький бунт. А стоило бы. Ох как стоило!
