откачаем! А у меня сердце шалит. Часто необходимо срочно принять лекарство, вот я в прединфарктном состоянии и бегаю по квартире. Ключ ищу. Научи меня замки открывать так, как делаешь ты! Тебе ведь для этого достаточно обычной шпильки! Я хорошая ученица, и руки у меня на месте. Платить буду, как за уроки музыки. Для тебя это забава, а мне пригодится. Высокой квалификации мне не надо, но на бытовом уровне просто необходимо. И не волнуйся, в жизни не проболтаюсь, чем мы тут с тобой будем заниматься!
– Видно тебе, Лина, это действительно, нужно. У тебя сейчас глаза, как у моего кореша. Он когда-то вытащил меня из огня… Я ведь воевал. Меня контузило… Друг он мне был настоящий. Слава Богу, оба живы остались…Так вот, я согласен, хозяйка. Заплатишь столько, сколько сможешь. Деньги лишними не бывают. Только я плохой учитель. Что не так, могу и послать… Ты уж на меня не обижайся… Это по привычке, не со зла… Я сейчас пойду домой, отдохну, возьму кое-какие вещички и вернусь.
– Жду тебя к восьми. Как, Авдееч, тебя это устроит?
– Пойдет, хозяйка. Буду вовремя. По такому делу ты бы мне сейчас рюмочку налила…Уж больно твой заказ необыкновенный. И как это ты разглядела, что я спец в этом черном деле?
Авдееч «опрокинул» рюмку водки, занюхал рукавом и, по-свойски подмигнув Эвелине, хихикая, удалился.
Вечером мастер явился в чистом костюме, наглаженный и побритый. В руках у него был потертый чемоданчик.
– Не смейся, подруга. Я сегодня, вроде бы, твой учитель. Потому при параде.
Глядя на блестящие, расширенные зрачки своей именитой ученицы, Авдееч рассмеялся:
– А ты, похоже, в душе партизанка! Ты, случайно не воевала?
– Не довелось, дружок. Но боюсь, что скоро придется наверстывать упущенное. Не перевелась еще фашистская нечисть в нашем краю!
Через два дня после начала занятий с Авдеечем, Лина отнесла большую часть денег, что держала в коробке за книгами в сберкассу, так как поняла, что все ее запоры – просто символ, преграда для и без того честных людей.
В тот же вечер, обговорив с Заминовой сумму, необходимую ей на новый гардероб и на подарки столичным родственникам, Лина впервые после смерти Фаргина задумалась о том, на какие средства придется жить дальше. Пока она трудилась, ей и заработанного хватало. Когда же она, оказавшись не у дел, заболела и поняла, что долго не протянет, то посчитала, что денег Жени ей хватит и на свою короткую жизнь, и на достойные похороны, и на небольшое наследство для Тани. Младшая дочь, судя по ее редким звонкам, жила нормально и ни в чем не нуждалась, а потому ни советские деньги, ни половина родного дома ей были не нужны. И вот теперь, почувствовав в себе огромный запас жизненной энергии, Пазевская подсчитала, что наследство Фаргина растает довольно скоро. После этого ей с Таней придется жить на свои пенсии.
Неожиданно Эвелина Родионовна осознала, что в тот период, когда она работала, ей для удовлетворения амбиций вполне хватало творческого общения с учениками и ежегодных выступлений с сольными концертами. Они приносили ей столь глубокое удовлетворение, что она не замечала ни скромности своего быта, ни заурядности своего гардероба. Ко всему, Лину всегда так заполняла музыка, так согревала привязанность друга и родственников, уважение коллег и учеников, что и без высокой должности, значительного дохода и влиятельного супруга, она ощущала себя состоявшимся человеком.
Теперь же, потеряв по милости Джамили почву под ногами, Пазевская почувствовала нужду в иных средствах, которые помогли бы ей сохранить привычное ощущение собственной значительности. Впервые в жизни Эвелина Родионовна до конца осознала, насколько обычной, среднестатистической женщине необходимы настоящие деньги и солидный муж, имеющий вес в обществе. Внезапно ей пришло в голову, что именно за то, что она не принадлежала к подобной категории, ее так и ненавидела подруга.
– Возможно, в этом и состоит суть того, что Миля выбрала именно меня в качестве жертвы, когда надумала самоутвердиться. Скорее всего, ее бесила моя независимость от самых, что ни есть естественных потребностей нормальной советской бабенки.
Получив приглашение Алкиса временно взять на себя заботу о зяте и его дочери, Лина с новой энергией стала готовиться в дорогу. Накануне отъезда в столицу Эвелина Родионовна, навестив Таню в больнице, обрадовалась: дочь похудела, помолодела и в ее манерах снова стала сквозить утраченная после лечения у Миликова живость.
Татьяна беспрестанно повторяла матери все, что знала о членах своей семьи, подробно описывала их вкусы, манеры, привычки. Впервые в жизни Эвелина Родионовна пожалела о том, что так редко навещала своих столичных родственников. И вот теперь, чтобы наверстать упущенное, ей приходилось интересоваться всем – от любимого цвета носок зятя, до размера бюстгальтера свахи.
Лина показала дочери подарки, которые собиралась вручить Рийденам и спросила, не вызовут ли они у тех презрение за ее провинциальный вкус и бедность. Таня расхохоталась, а после пояснила, что о таких «шмотках» эти скряги только мечтают. Купить себе нечто подобное они, разумеется, в состоянии, но жмутся: переплачивать перекупщикам не желают, зато день и ночь злятся, что в спецмагазинах, куда они прикреплены благодаря должности Алкиса, таких вещей не продают
Перед уходом, немного смущаясь, Лина обратилась к дочери с вопросом:
– Прости меня, родная, за цинизм… Умоляю, скажи как на духу, ты не передумала разводиться? Еще не поздно! Полечишься здесь полгода, за это время Валя получит паспорт, окончит школу и покинет дом. Ну, а ты останешься при муже-профессоре и при хорошей квартире. К тому же будешь жить в достатке и не здесь, а в столице… Ты же понимаешь – Михаил сам по доброй воле от тебя никогда не отступится. Ну, а потом, может, ему станет стыдно, и он покается? Верующие говорят, будто сам Всевышний прощает грехи людей, испытывающих муки совести.
– О чем ты говоришь, мама? Да разве слепой может страдать от вспышек молнии? А глухой от раскатов грома? У Миши совести нет. А если и была когда-то, он ее выжег каленым железом. Он считает, что совесть – признак идиотии. Он убежден – гениальность и добродетель несовместимы. По его мнению, только абсолютные бездари специально надевают маску порядочности, чтобы заполучить хоть чье-то признание. Даже у молоденьких девушек Михаила не привлекает ангелоподобная внешность. Ему подавай такую, за которой угадывается натура Мессалины! С другими ему скучно. Полагаешь, он один такой? Да, когда Рийден привел меня в свою компанию, то Агин и Миликов тут же во всеуслышание заявили, будто я «удручающе естественна».
