никто не мог доступно объяснить ей то, что ее интересовало.
— А что Неизвестный делает для людей? Он может спасти жизнь, дать победу или сохранить урожай, если его просить об этом?
— Наверное, может, — как-то неуверенно ответил Эстергар. — Но никогда не делает ничего такого, поэтому мы и не просим его ни о чем. То, что он дает людям, он дает и без просьб. Каждому, кто оказался на Севере, независимо от того, в каких богов человек верит и кому поклоняется. Еще до того, как люди пришли на Север через болота, он создал три вещи, чтобы мы могли здесь жить.
— Я помню, лорд Хэнред говорил мне: первая — это снежные лошади. А какие еще две?
— Черное дерево и тьянка, конечно же, — Рейвин слегка улыбнулся.
«Могла бы и догадаться», — подумала Лейлис, покручивая в руках плетеную розочку.
— И это все? — наверное, в ее голосе прозвучало разочарование, потому что Эстергар досадливо сжал тонкие губы и слегка нахмурился.
— Это для нас жизнь, ни много ни мало. Но важно даже не это, а последняя милость, которую Неизвестный дарует всем и каждому. После смерти все мы оказываемся на солнечной дороге.
— Совсем все? Даже убийцы, грабители, прелюбодеи? Они тоже?
— А почему нет? За преступления перед людьми наказывают по законам людей. Убийство далеко не всегда дурное дело, убить врага — это честь. Грабежи и воровство… я не знаю, кто бы решался на такое не от крайней нужды. Ну а преступления страсти вообще стоят над любым законом.
Он замолчал ненадолго, пока Лейлис обдумывала его слова, и мрачно прибавил:
— А впрочем, есть те, для кого милости Неизвестного нет. Те, кто соприкоснулся с магией, на солнечной дороге не оказываются.
— То, что я видела тогда утром, после нашей свадьбы, было…
— По всей видимости, да.
— И значит, лорд Фержингард…
— Отправится ко всем демонам, я надеюсь, — Рейвин улыбнулся, но как-то натянуто, недобро. — Он уже далеко немолод, у него нет законных детей. Скоро род Фержингардов по мужской линии прервется, и, я надеюсь, мы о них больше не услышим.
Лорд Вильморт женился поздно — почти в сорок — на леди Альде Эстергар, которая была вполовину моложе его. Фержингарду пришлось вытрясти все содержимое своих сокровищниц, чтобы заплатить подобающий выкуп за такую невесту. И даже несмотря на это, такой неравный во всех отношениях союз был бы невозможен, будь жив старый лорд Агнор, и не будь леди Альда до безумия влюблена в жениха. Брат пытался отговаривать ее от этого брака, обещая договориться с кем-то из Фэренгсенов, Хэнредов или Бенеторов, но она и слышать не хотела. В конце концов желанный брак был заключен, но оказался во всех отношениях несчастливым. В первый год леди Альда родила мальчика, который вскоре умер, и с тех пор выкидыши и мертворождения случались одно за другим. Фержингарду было немногим меньше пятидесяти, физическое и душевное здоровье супруги все ухудшалось, но он не разводился, все еще на что-то надеясь.
Рейвин сочувствовал своей тете и не желал ей зла, но выступление Фержингарда во время принесения присяги поставило родственников по разные стороны оборонительного вала. С одной стороны, лорд Эстергар понимал, что правильным было бы содействовать расторжению брака, привести тетю в Эстергхалл, показать ее своим лекарям, окружить заботой и уважением… а потом, может быть, снова выдать замуж за какого-нибудь вдовца-ровесника. Все это можно было бы устроить постепенно, не спровоцировав сопротивления женщины, но Рейвина останавливало другое соображение. В глубине души он боялся, что лорд Фержингард женится второй раз, и что новая жена сможет родить ему здоровых наследников.
И время и судьба, казалось, играли в пользу Эстергаров, и лорду Рейвину оставалось только спокойно ждать — пока подрастет младший брат, пока жена родит сыновей, пока умрет человек, которого он ненавидит… Только говорить об этом Рейвин не любил, предпочитая делать вид, что никакой проблемы нет.
— А почему ты вообще заговорила о богах? — спросил он, чтобы вывести разговор в первоначальное русло.
— Я хотела тебе кое-что показать.
Лейлис встала с кресла, подошла к своему сундуку и достала оттуда свои молитвенные статуэтки. Это был третий раз, когда она открывала футляр со дня прибытия в Эстергхалл. Рейвин наклонился, чтобы заглянуть ей через плечо. В футляре на темном бархате лежали две кучки каменной крошки и что-то черное, продолговатое, похожее на неровную гальку.
— Что это? — спросил Рейвин, осторожно взяв в руку то, что раньше было Ноэратой из дымчатого кварца, но в чем уже не угадывалось никаких линий человеческой фигуры, будто статуэтку обкатали морские волны и оплавило пламя.
— Это статуэтки богов Долины. Для молитв. Были.
Эстергар положил фигурку обратно и машинально вытер руку о полу дублета.
— Так обычно бывает, — сказал он. — Я не знаю, почему. Южные боги не приживаются на Севере. Я мог бы приказать сделать новые, но… Они правда нужны тебе?
— Наверное, нет… — покорно ответила Лейлис и закрыла футляр. — Что мне сделать с ними?
Эстергар пожал плечами.
«Я закопаю их в землю за крепостной стеной. По нашему обычаю», — решила Лейлис. Рейвин не стал бы возражать.
Родные боги, вопреки ритуальным фразам, отказались пребывать с ней в северных землях. И леди Эстергар не сильно расстроилась по этому поводу.
У северян любопытство никогда не считалось хорошим качеством. Обычно его связывали с детским возрастом, недостатком опыта и мудрости. Любопытство полагалось просто перерасти годам к пятнадцати. Вместо него приходило интуитивное умение чувствовать и распознавать то, что лучше не знать и от чего стоит по возможности держаться подальше. Лейлис этому научиться пока не успела.
Когда леди Эстергар зашла в библиотеку, то первым увидела Энвара, который занимался тем, что протирал каменные стены смоченной водой губкой.
— Что это ты делаешь? — спросила Лейлис, с интересом наблюдая за его манипуляциями.
— Мастер велел, — на всякий случай поспешил сказать менестрель.
— Мох любит влагу, миледи, — подал голос мастер Ханом со своего места. — Обычно он впитывает ее из воздуха и из трещин в камне, когда в них собирается конденсация. Мох спасает от плесени и гнили наши книги. А летом мы должны немного позаботиться о нем. Раньше я сам это делал, но теперь не могу.
Маленького старичка почти не видно было за нагромождением переплетов-футляров, которые он протирал внутри и снаружи воском, предварительно вынув из них листы. Лейлис приблизилась к столу и положила перед книжником плетеную розу.
— Это подарок для вас, мастер.
Старик бережно взял цветок, положил на узкую высохшую ладонь и поднес к глазам, чтобы рассмотреть каждый золотой узелок. Лейлис
