на полу, закутавшись в плащ, и теперь проснулась, потревоженная стонами хозяйки.
— Где мой ребенок? — спросила Лейлис и повторяла этот вопрос снова и снова, не замечая, что говорит на своем родном языке и северянка ее не понимает. Догадавшись, служанка молча указала на что-то возле камина.
Лейлис встала, качнулась и припала на колени, встала опять. Шаткими шагами прошла к камину и присела у корзины с какой-то ветошью. Это были изорванные остатки ее сорочки и нижних юбок, перепачканные черной засохшей кровью. Из-под обрывков ткани выглядывала тоненькая ручка с крошечными пальчиками.
— Нужно это сжечь, госпожа, — тихо проговорила служанка.
— Не смей!
Северянка испуганно отдернула руку от корзины.
«Никто не сожжет моего ребенка. Умерших людей не сжигают. Их хоронят в земле», — Лейлис не могла понять, говорит ли эти слова вслух или нет, но это было неважно. Она завернула то, что было ее сыном, в обрывки сорочки и прижала к груди. Крошечное мертвое существо, не больше котенка, его можно было легко удержать на ладони, но как же оно было похоже на человека! Невозможно маленькие ручки и ножки, которые совсем недавно двигались, кукольное личико с так и не раскрывшимися глазками… Лейлис понимала, что теперь он мертв, но совсем недавно был живым, ведь она чувствовала его жизнь внутри себя.
Было темно. Темно, потому что уже наступила ночь. В коридорах было темно и пусто. Лейлис не помнила, как выбралась из замка. Она не сознавала в полной мере, где она и что делает. Единственная мысль, пробивающая сквозь гул в ушах, обрывки воспоминаний и кошмарные видения, — ребенок должен быть похоронен в земле.
Она думала, что уже забыла. Сколько лет назад это было? Десять? Нет, не меньше двенадцати… Из замка стали уходить люди, а те, кто оставались, были вялыми, медлительными, с серыми лицами… Почти никто не работал, все спали или сидели на соломенных тюфяках вдоль стен… Все время хотелось есть, но есть давали мало… Отец усадил ее в седло перед собой и обнял одной рукой. «Не бойся, Цветочек, я тебя держу». От пыли было трудно дышать и слезились глаза. Почему так много пыли? Потому что пересохла земля… Вся трава вокруг была серая, желтая, коричневая, умирающая… В поле собралось много крестьян, а с ними — старый ведун в яркой расшитой накидке. Все они молились, встав в круг. Лейлис сунули в руки полупрозрачную молитвенную статуэтку, самую красивую из всех — Ноэрату. «Держи ее крепче, Цветочек, и молись. Молись, чтобы у нас был хлеб». И Лейлис молилась вместе со всеми, вместе с отцом и жрецом, просила Ноэрату стать доброй и сделать поскорее так, чтобы снова было много еды. Потом люди расступились, и Лейлис увидела глубокую яму в земле. Все вдруг замолчали, только старый жрец пел и громко завывал. К яме подвели девочку, такую же, как Лейлис, только со светлыми волосами. Девочку опустили в яму и стали закидывать сверху землей. «Зачем это, папа, зачем?» — кричала Лейлис, но отец зажимал ей рот сильной горячей ладонью. «Тише, Цветочек, не плачь… Так нужно. Это новая дочка для Ноэраты. Чтобы она опять стала доброй». Лейлис уже не плакала, но по ее лицу стекали капли — прохладные, свежие, чуть сладковатые на вкус. Шел дождь.
С неба падали колкие кристаллики льда и сразу таяли, касаясь ее горячей кожи. Лейлис шла босиком по снегу, прижимая к груди своего ребенка. Она не чувствовала ни холода, ни боли, вообще ничего — просто шла вперед, в темноту, все дальше и дальше в лес. В этом лесу, в этой еще не промерзшей земле она похоронила свое нерожденное дитя, собрав сверху маленький снежный холмик. Лейлис поднялась и почувствовала, что по ногам ее снова течет кровь, оставляя на снегу тоненькие следы-змейки. Вокруг были только черные деревья с пологими колючими ветвями, и темнота меж ними. Лейлис шла, покачиваясь, вперед, не различая собственных следов и не зная, куда и зачем идет. Ей казалось, она будет бродить так вечность…
Но деревья вдруг расступились и остались позади, а впереди раскинулась залитая лунным светом ледяная лента дороги. По тракту навстречу Лейлис двигалась человеческая фигура в темном балахоне и капюшоне, держа обеими руками что-то похожее на детскую люльку. «Для кого эта люлька? Кто в ней?» — недоуменно подумала Лейлис и двинулась навстречу черной фигуре. Но в том, что она приняла за детскую люльку, не было ребенка — человек в балахоне выронил свою ношу, и под ноги Лейлис вывалились свитые кольцами гнилые внутренности, ошметки мяса и костей, перемазанные черной блестящей кровью. Лейлис упала в это скользкое месиво, и все наконец-то закончилось.
Больше книг на сайте - Knigoed.net
