ламы горячо помолились, но дом Романовых это не спасло, ибо «Небесная Связь» — дело хитрое, и если сказано, что падение одного дома мистически связано с обрушением другого — против этого угрозы сломать дацан просто не действуют.
Сам же дацан был построен только в 1915 году, и мы от этого тут натерпелись. Согласно Священному Синоду, возникла новая буддистская епархия, к которой, по его мнению, были приписаны все буряты, а с августа 1915 года по приказу властей в наших краях начали массово закрываться все церкви Старого обряда. Делалось это все потому, что согласно древнему договору право на восстание против неправедного царя получали лишь православные монгольского корня. Стало быть, нужно всего лишь истребить православных бурят, благо все они староверы, или принудить нас отказаться от веры, став буддистами, и тогда древний договор утратит всю свою силу. Идея понятная, но учтите, что преследовать начали тех, кто традиционно был русской опорой в наших краях, да тех, кто служил в «васильковых» частях — и все это посреди Первой мировой, когда Россия проигрывала сражение за сражением! Я лично думаю, что это было все сделано нарочно, ради развала страны, и первую Февральскую революцию устроили у нас враги Отечества и люди не русские. Почти все наши родовичи в те годы не стали спорить с попами-никонианцами, а вместе со своими отрядами ушли в Китай и Монголию — воевать против баргутов с хунхузами, благо войну эту никто не отменял, а со своими претензиями никонианцы за нами в Степь не последовали. Уходили они за кордон зимою 1915-го, а вернулись зимой в 1919 году, так как тогда закончилась война с баргутами и был впервые уничтожен баргутский Меньцзян (японцы возродили его много позже). Поэтому именно в это время в Степи и появляется барон Унгерн, так как до этого времени ему бы некем было командовать. Именно так в наших краях — царские чиновники да никонианцы оттолкнули лучшие полки, которые иначе бы остались верны Вере, Царю и Отечеству. Другой причиной, почему «васильковые» части в те дни поголовно на войну с Меньцзяном ушли, было то, что к нам прекратились поставки оружия и боеприпасов из кайзеровской Германии. Немецкие инструкторы предпочли на необъявленную войну с баргутами ускакать, чем ждать пока их тут арестуют как немецких шпионов-лазутчиков. А потом и весь Восточно-Сибирский корпус из русских этнических немцев на подавление восстаний кыргызов и чукчей ушел — кто в Туркестан, а кто на Чукотку. Почему японцы Меньцзяну и тамошним баргутам не помогли? А потому что все их части были заняты окружением и осадой германской колонии в Циндао и захватом их Маршалловых и прочих островов в океане. Наши «васильковые» атаковали Меньцзян, который воевал с нами за священное озеро Далай-нур именно для того, чтоб японские силы растянуть, но это не помогло. Японцы тогда взяли Циндао и в Маньчжурии сосредоточились, а наши войска за четыре года войны покорили Меньцзян, и японцы туда снова вернулись уже в 1930-х, победив китайских националистов. А уже после того как они возродили Меньцзян, и случилось их нападение на Монголию при Халхин-Голе, так как ни китайцы, ни маньчжуры не имели прав на те земли, а монголы имели. Поэтому-то японцы так и рвались в эти края, чтобы от лица Меньцзяна получить право напасть на Монголию.
Так что ничего хорошего от царя в те годы мы не ждали, да и не дождались бы. С другой стороны, с шаманами была такая история. Я тогда был еще маленький, а вот старшая сестра моей жены Дарьюшки уже тогда в силу вошла. И когда началась Первая мировая война в наши края повезли раненых. За счет того что немцы за годы до этого военные лагеря нам отстроили, там же были и их лазареты, так как думалось, что они для новой войны против японцев понадобятся. И вот война началась, идет поток раненых, а в наших краях развернуты десятки военных госпиталей, причем в них новое немецкое оборудование, которые мы по договору с Германией не можем везти в Европу, а в госпиталях врачами — переселенные немки, но нет ни нянечек, ни сестер. Вот тогда-то и кинули клич по шаманским родам, чтобы шаманских детей в Иркутск и Верхнеудинск везли, чтобы их там врачебному делу учить. В госпиталях этих тогда ссыльные немки работали — жены русских немецких офицеров из Восточно-Сибирского корпуса — штатных фельдшеров всех на войну забирали, а на замену им и брали шаманок на обучение. Свояченице тогда было вроде одиннадцать, но точно никто не знает: говорили, что она родилась в год, когда в зиму дорогу построили — тогда были сильные холода. И поэтому ей сначала писали годом рождения 1903-й, а потом она уже переправила его сперва на 1906-й, а потом и на 1907-й. Были они с Дарьюшкой из простых — из племени булагатов. Это тоже буряты, но лесные и местные, которые здесь задолго до нашего прибытия в лесах жили, и поэтому шаманы у них были другие — на нас не похожие. У нас все же умение лечить шло скорее от древних книг, а у них это было как-то все проще, природнее. И вот представьте, малая кроха приходит в лазарет к раненому, берет его за руку, и тому становится легче. Про нее даже слава шла, что, когда человек умирает, надо Матрену позвать, и тогда умрет он легко и покойно. Вот такой дар был у моей свояченицы. Что дальше с ней было? Выучилась медицине, стала военврачом первого ранга, а так как муж ее был хорошего Четвертого рода и комбриг «васильковых», то стала она по чекистской линии следователем. Точно так же, как в детстве, приходила к подследственному, клала ему ладонь на руку, тот успокаивался и как на духу все-все ей рассказывал. Одна из лучших следачек была в Москве в Центральном военном округе. Считай, через душевные беседы с нею почти все арестованные в тридцатых генералы прошли, и ни один не смог утаить что-либо. Я ее один раз спросил: «Как ты это делала, Моня?» А она засмеялась, взяла за руку и говорит: «Все просто, как меня мама учила и бабушка». Смеялась, а я в ее бездонные глаза так и проваливался. Даже сам не знаю, как и почему начал я ей про мою жизнь рассказывать, и так легко мне было от этого, а она просто сидела и слушала. Когда выговорился, Матрена мне говорит: «Вот так оно все и
