Случились эти похищения в 1978 году. Син и Чхве провели в плену восемь лет: в 1986-ом, находясь в Вене на переговорах по поводу проката снятых ими за этот период фильмов, они сумели скрыться от надзора северокорейцев в американском посольстве, а в дальнейшем получить политическое убежище в Штатах.
С актрисой похитители обращались все эти годы относительно мягко, если не учитывать постоянное промывание мозгов социалистической идеологией. Чхве жила в одном из многочисленных особняков Чен Ира, могла гулять по прилегающей территории и иногда общаться с другими заложниками. Вождь часто приглашал её на вечеринки со своими приближёнными.
Сину же выпала горькая доля. Сперва его содержали в довольно приемлемых условиях, но из-за нескольких неудачных попыток побега, предпринятых режиссёром, Сан Ока заключили в самую настоящую тюрьму, где он провёл три или четыре года, испытывая тяготы скудного питания и физических неудобств. Само собой, к этому прибавлялись и моральное наказание в виде всё того же идеологического перевоспитания. Когда же его надзиратели посчитали, что Син готов к сотрудничеству, – а на деле, Сан Ок позволил им сделать такой вывод – мужчине разрешили воссоединиться с женой.
На переговорах с Ким Чен Иром режиссёр и актриса всем своим видом дали понять, что готовы оказать посильную помощь северокорейскому кинематографу. Кроме этого, Син и Чхве умудрились записать разговор с вождём на диктофон и впоследствии передать плёнку одному из своих японских знакомых. Так мир узнал, что пропавшие кинозвёзды из Южной Кореи всё ещё живы.
– Они сняли несколько фильмов, которые привели Кима в восторг и усыпили его бдительность, – излагал Северин. – А потом муж и жена вероломно сбежали. Но самое жуткое, что поверили в их историю немногие. Особенно в их родной Южной Корее. Сина и Чхве считали отступниками, продавшимися социалистическому режиму за возможность получать огромные бюджеты на своё кино. Впоследствии они написали о случившемся мемуары, но и эти записи мало кого убедили в их честности. И ещё Марк сказал, что недавно вышла документальная книга, в которой всё подробно описывается. Не помню автора. Да и название забыл, если честно, – признался русский.
– Святые угодники! – хрипло воскликнула Линда. – Вот, значит, от кого наш, – она особо подчеркнула «наш», – понабрался этой чуши.
– И главное, люди не поверили, – подхватила Хелена. – Интересно, когда мы выберемся из этой истории, нам тоже не поверят? Скажут, что мы продались за миллионы?
– Почему Марк молчал всё это время? – отозвалась я. – Почему не рассказал это раньше?
– Кто его знает, – пожал плечами Макс. – Он вообще не из болтливых, если ты не заметила. Я вчера, наверное, первый раз в жизни с ним разговаривал, хотя мы тут сколько уже.
– И неужели больше никто об этом случае не слышал, хотя бы мельком? – продолжала удивляться я.
– А что тут такого? – спросила Линда. – Многие из нас даже не родились ещё, когда всё это происходило. А те, кто уже родился в то время, вряд ли в детстве интересовались такими вещами.
Описанное сперва Марком, а потом Максом происшествие довольно быстро достигло ушей прочих заложников. Так уж вышло, что никто из них взаправду не имел понятия о судьбах Сина и Чхве, хотя некоторые видели фильмы южнокорейского режиссёра. Но не это тревожило больше всего: история внесла долю смуты в наше устаканившееся существование.
Чему она должна была нас научить?
Тому, что никогда, ни при каких обстоятельствах не стоит терять надежду?
Тому, что страданиям, которые ты пережил, общество может не поверить?
Тому, что рано или поздно один из планов побега сработает?
Тому, что шедевры на заказ – чаще всего, это плохая идея?
Каждый сделал из услышанного свой вывод, но не каждого этот вывод привёл к добру.
Глава 14
Мы с Гарри Нортоном попытались отыскать хотя бы одну из книг о похищении Сина и Чхве в нашей библиотеке. Марк не читал мемуаров режиссёра и актрисы, поэтому он дал лишь название документальной книги Пола Фишера, с которой не так давно ему довелось ознакомиться.
Естественно, ни «Кинокомпании Ким Чен Ир представляет» (так называлось произведение Фишера), ни тем более изданного дневника в библиотеке не оказалось. Поэтому мы так и не сумели глубже погрузиться в эту удивительную историю.
И, когда через пару-тройку дней страсти по поводу рассказа улеглись, а её обсуждения сошли на нет, пришла беда, которую мало кто мог предчувствовать.
Само собой, съёмки нашего фильма не могли остановить новости о том, что когда-то опыт, подобный нашему, уже кто-то переживал. Более того, наконец-то съёмочные дни потекли своим чередом, без остановок.
В день, когда случились очередные неприятности, лично у меня всё и так шло наперекосяк. Мало того, что я до сей поры не ощущала «себя в роли и роль в себе», так ещё и с самого начала смены никак не получалось сконцентрироваться на процессе, и оттого я косячила дубль за дублем, словно первый раз в жизни попала на площадку. Теперь и Хейли на моём фоне выглядела суперпрофессионалом: то текст напрочь вылетал у меня из головы, то я промахивалась с выходом на нужную позицию по фокусу, то неточно повторяла действия из предыдущего кадра.
Отчего-то меня отвлекало всё, что только могло отвлекать: свет от Kino flo13 хоть и был нежёстким, но почему-то до боли резал глаза; во время перестановки команда настолько громко переговаривалась, что их голоса мешали мне повторять реплики; и даже подколки Гарри, которые обычно расслабляли и подбадривали, сегодня отчего-то безбожно раздражали.
– Ну, чего ты? – спросил Нортон, когда недовольный моей несобранностью Дэвид объявил перерыв и, погрозив мне пальцем, ушёл пить кофе.
– Ничего, – только и буркнула я в ответ.
– Нет вдохновения? – докапывался скриптер.
– Похоже, что так.
Прискакала Новак и бросилась меня обнимать и утешать, воображая, что эти телячьи нежности могли как-то повлиять на мою работоспособность. В итоге я обошлась не очень-то вежливо и с Хейли, и с Гарри, прогнав их со словами:
– Господи, мне всего-то и нужно побыть одной, чтобы вернуться в рабочее состояние.
Именно в этот момент в павильон вплыла Эмили и, узрев, как я изгоняю единственных людей, которые всего-то хотели меня подбодрить, бесстрашно приблизилась ко мне вместо того, чтобы держаться от моего сердитого вида подальше. Уилсон, вопреки своей обычной британской сдержанности, крепко схватила меня рукой за шею сзади и прошипела в ухо:
– Штильман в столовой клянёт тебя на чём свет стоит. Говорит, ты его разочаровываешь. Я не поверила, пришла посмотреть. А теперь и впрямь вижу, что ты сегодня хулиганишь.
