Дверь захлопнулась. Со мной на улице стоял Максим – всё в таком же задумчивом виде, как и раньше.
– Мы сможем с этой записью его посадить? – спросил я.
– Нет. Всё законно. Как он сказал, всё было добровольно. Да и, боюсь, в структурах будут его последователи. Так что у нас связаны руки.
Люди вокруг нас продолжали заниматься своими делами и делами деревни. Всё продолжало жить своим чередом.
– Почему они все следуют за ним?
– Не за ним, а за Богом, – ответил Максим.
– А в чём разница? Ведь это дурдом! Ты разве этого не понимаешь? Как можно идти за тем, кто обещает всё уничтожить?!
– Мы все сюда пришли за новой жизнью, Марк. Мне был дан второй шанс. Я не сел в тюрьму благодаря всем этим людям. Здесь я обрёл наконец-то дом и семью. Да, мы с Кузьмичом расходимся во мнении, как вести здешнее хозяйство, но это не мешает сосуществовать. Каждый здесь нашёл своё место. Дело даже не в вере, а в семье.
– Скажи об этом Ане – ведь она была в таком восторге от этой семьи!
На углу одного из домов я снова приметил того самого рыжего мальчишку. Меня это смутило – ведь я думал об Ане, а не о нём.
– Может, стоит услышать семье эту запись? – предложил Максим.
– Это как? – Я не отрывал взгляда от мальчика, боясь его потерять.
– Скинь мне её.
Я уже не стал сомневаться и переслал ему сообщение. Мальчишка тогда меня волновал больше. Когда Максим получил, что хотел, я двинулся к своей цели.
– Ты уверен? – спросил Максим.
– Да, делай что хочешь…
Как только мальчик увидел, что я иду к нему, то сразу скрылся за угол. Я побежал за ним.
– Народ! – раздался голос Максима. – Прошу минуточку внимания!
Слушать разоблачение Кузьмича народу меня уже не интересовало – куда больше меня волновал этот чёртов мальчик. Почему я его видел? Почему, в отличие от Кирка, он не разговаривал со мной? Может, потому, что я никогда не слышал его голос, – я ведь знаю о нём только по фотографии? Может, так выглядит моё раскаяние? Или моё сумасшествие перешло на новый уровень? Кирк, что ты считаешь? Кирк?
Тишина. Видимо, моё безумие действительно переходит на новый уровень. После разговора на берегу брат так больше и не объявился.
Я бежал за мальчишкой между домов в сторону муляжа для съёмок. Догонялки привели нас на площадь построенной для фильма деревни. Я отвлёкся на красоту построек и не заметил каменную брусчатку. Нога зацепилась за выступ, и я полетел вниз.
Я приподнялся. Кожа на руках была изодрана о камни. Сквозь порезы проступала кровь, которая капала на брусчатку.
Меня окружал макет, напоминавший город-призрак. Различались дома, построенные со всем убранством, или одни только фасады. Планы на эту площадку были велики. Печально, что всё это хотели сжечь.
Тишина. Никого вокруг не было. Как же отличается этот муляж с жилой деревней! Хотя я уже сомневался, какая часть деревни была более реальна и жива.
Мальчика нигде не было.
– Где ты?! Появись!
Я снова опустился на брусчатку.
– Почему ты меня преследуешь? Мало мне страдания видеть брата? Я виноват в ваших смертях! Я каюсь! Простите меня! Я не хотел этого!
Я ударил кулаком о камень. Ничего. И снова удар. И ещё.
– А-а-а!
Я бил до тех пор, пока не разбил костяшки на руках. Хотелось плакать, но не выходило. Во мне всё пересохло.
Позади раздались шаги. Одни только звуки я вообразить не мог – значит, это был кто-то реальный, поэтому я обернулся.
Ко мне приближался Кузнецов с доской в руке.
Удар. И я отключился.
День 7
Глава 23
Боль.
Это единственное, что я чувствовал, когда очнулся.
Боль.
Голова разрывалась. Хотелось кричать, но рот был занят куском противной на вкус тряпки.
Боль.
При любой попытке открыть глаза лампочка под потолком прожигала зрачки.
Боль.
Идея, что моя жизнь оборвётся непонятно где, пугала.
Я изо всех сил пытался вспомнить, что произошло, но головная боль перебивала любую возможность думать.
Находился я в деревянном помещении. Вероятно, в Пегреме. Смущала только пустота – в поле моей видимости не было ничего. Ни окон. Ни дверей. Ничего. Только проклятая лампочка надо мной.
Я не в Пегреме. Только после того, когда я акцентировался на лампочке, до меня это дошло, – ведь в деревне не было электричества.
Руки и ноги были привязаны к стулу. Я ничего не чувствовал, только голову. Старался хоть как-то раскачать стул, но тело отказывалось слушаться. Зато была свободна шея, которой у меня выходило вертеть. Я попытался увидеть то, что за спиной.
Лестница. Там была лестница с тёмной нишей под ней. И кто-то на ступеньках смотрел на меня сквозь перила.
У меня не получалось разглядеть, кто это, – свет лампочки слепил глаза.
– Ммм, – всё, что получалось произнести сквозь тряпку.
Он зашевелился. Он. Маленький рыжий мальчик.
И только тогда я вспомнил: Кузнецов. Я встретил на съёмочной площадке Кузнецова.
Я попался. Добегался.
Стоило догадаться, что моё прошлое меня настигнет, что мне придётся отвечать за свои поступки, а сделал я действительно много плохого. И больше всего я боялся признаться себе в совершённом, иначе весь произошедший со мной кошмар стал бы реальностью.
Мальчик спустился и уставился на меня. Не будь кляпа во рту, я всё бы ему сказал. Сказал, как сильно сожалею о своей ошибке. Сожалею, что убил его и что затеял всю эту афёру.
Он улыбнулся. Мой чокнутый разум игрался со мной, но я не понимал, чего он хотел, ведь даже после Кирка я так и не привык к галлюцинациям.
Позади меня раздался скрежет открывающейся двери. Мальчик сразу же юркнул под лестницу и исчез в темноте. Раздался скрип деревянных ступенек.
Это был мой судья и палач – Кузнецов. Он спустился и поставил около меня ящик из-под инструментов.
– Ммм, – промычал я через тряпку.
Кузнецов достал из ящика газовую горелку. Переключил на подачу газа – и огонь вырвался ровной струёй из сопла над баллончиком. Кузнецов направил пламя на мою ладонь.
– А-а-а!
Боль. Невыносимая боль. Я никогда так отчётливо не чувствовал свою руку. Даже будучи с кляпом во рту, я кричал что было сил.
– Ну что? Приятно? – Он отключил подачу газа и приблизился к моему лицу. – Теперь понимаешь, что чувствовал мой сын? Всё его тело горело. Я пытался его потушить, но это было бесполезно. Скоро и твоё тело будет так же гореть. Скоро!
