— Гаспер, — заговорила она ласково и убедительно, — я в тебе сомневаюсь. Ты воин, весь в отца. Но Гаспер, ты нужнее здесь. Вот подумай, кто же защитит нас, если не ты? Ты оставишь нас погибать?
И изобразила расстроенное лицо, противиться которому Гаспер не смог. Мальчик шмыгнул носом, выпятил грудь и важно заявил:
— Ну, хорошо. Я защищу вас всех. Я всем им покажу.
— Ну, вот и хорошо, — выдохнула Эльда.
В соседней комнате кто-то грохнул входной дверью. Эльда спешно и, стараясь не обращать внимания на недомогание, поспешила выйти.
Это была Азея. Она устало сняла с плеч накидку и аккуратно сложила ее в сундук. Затем из большой корзины скудные покупки. Когда в комнату зашла Эльда, подняла на подругу глаза и попыталась улыбнуться.
— Вот видишь, — промолвила она безрадостно, — все, что удалось найти. На торговой площади не протолкнуться из-за беженцев… Аборн, кажется, совсем выжил из ума.
Эльда присела на табурет и принялась перебирать зелень. Ей так хотелось, хоть чем-то помочь Азее и не чувствовать себя бесполезной обузой. Азея цепко взглянула на подругу и, определив, что в этом нет ничего утомляющего, не стала перечить, уселась напротив и принялась чистить репу. Унылая и печальная песня тихо потянулась из ее груди. Эльда услышала и подхватила знакомый мотив. Прискакал Гаспер. Не найдя ничего интересного в женской работе, он вытащил из-под кровати сундучок с игрушками, высыпал всех своих деревянных воинов размером с палец, их коней, чудесных зверей, названий которым не найдешь, уселся на пол рядом с женщинами и принялся играть.
Эльда и Азея невзначай взглянули на мальчишку и, усмехнувшись его наивным забавам, каждая подумала о своем. Эльда беспокоилась за сынишку. Азея мечтала о собственном ребенке. И у каждой под сердцем шевелилась грусть.
Когда они подняли глаза, взгляды их сошлись, и Эльда потупившись, спросила:
— Что происходит в городе?
Азея промолчала, не хотела ничего рассказывать Эльде, чтобы та не волновалась. Но как долго можно было еще скрывать правду? С трудом переборов себя, она поняла, что молчать больше нельзя. Потихоньку и подбирая слова, Азея рассказала все, что знала сама. То немногое, что блуждало по улицам, что рождалось из порочного союза слухов и сплетен и приукрашивалось личным мнением. Азее было известно не более дозволенного: что предатель Маниус призвал армию Фелидии к свержению Совета, что над Аборном нависла угроза штурма, а жители столицы, поддерживающие Совет Семерых, собираются выйти с мирными призывами к армии.
— На улицах беспредел, — говорила Азея, — лавки закрываются, площади кишат беженцами, из дома лишний раз нос высунуть страшно. Люди как будто одурманены, ходят без дела, выкрикивают призывы, вооружаются кто чем. Ненавидят Маниуса и обожают Совет. Эльда, они и вправду собираются идти туда, за ворота. Сколько их соберется? Сотня… Две? Против тысячной армии…
— Они не будут нападать на беззащитных, — прошептала бледная, как иней Эльда, до конца не веря своим собственным словам.
— Я надеюсь. Но, знаешь, — в голосе Азеи прибавилось огня, — все равно, с трудом в голове умещается, как это возможно… Одна страна, одни люди, одна вера…А боимся друг друга, почти ненавидим… Безумие, какое-то!
— А я, знаешь, о чем думаю, — промолвила Эльда грустно, — наверное, я эгоистка, но… Аллер сейчас где-то там, под стенами, совсем близко.
— Не обязательно.
— Нет, Азея, он там, так близко, но дальше, чем был. Азея, ведь…
Голос Эльды задрожал, выдавая подступающие к горлу горестные слезы.
— Ведь если ему прикажут, он убьет нас.
— Что за чушь ты несешь! — взорвалась Азея. — Чтобы Аллер поднял на тебя руку?! Да скорее небо рухнет со всеми богами, чем это произойдет!
— Конечно, Азея, все будет хорошо, — ровным, но не внушающим доверия, тоном ответила Эльда, — извини меня за уныние. Как бы то там ни было, мы с тобой все равно не в силах ничего изменить, кроме одного — надо разобраться с этими овощами.
Эльда попыталась улыбнуться, но это не убедило Азею, что грусть-тоска бесследно исчезли.
— Я принесу воды, — сухо сказала она, поднимаясь из-за стола, — а ты пока перебери это убожество.
Она поморщилась на подвядшую зелень и поторопилась выйти из дома на маленький задний дворик, где стояла огромная бадья воды. Азея злилась, ей было необходимо смыть свой пыл и жар. И злилась она не за то, что Эльда волновалась о муже, а за то, что подруга напоминала, как самой Азее тошно без Линварда. Аллер был частью огромного войска, а Линвард… Он на стенах, всегда готовый принять первый — самый страшный, самый губительный удар.
Азея каждый день ходила туда, искала Линварда глазами, чтобы убедиться, что он еще жив. Это ее подбадривало и успокаивало, обнадеживало и прибавляло стойкости. Видела его Азея редко, но не имела права окликнуть, помахать рукой. Стражников не стоило отвлекать.
Азея умылась, глубоко вдохнула и глотнула холодной, почти ледяной воды. Горло сдави закололо, неприятное ощущение приглушило страхи. Можно было возвращаться.
Азея прислушалась. Город гудел, но не так, как обычно. Аборн готовился к войне. Гневный, озлобленный, негодующий шум переполнял воздух, и чувствовалось всеобщее напряжение. Вслушиваясь в этот ропот, Азея поняла, что не имеет права на уверенность. Теперь все: жизнь, планы, надежды и идеи — стали зыбкими и прозрачными, как туман. Все могло измениться быстро и бесповоротно. И такое привычное, спокойное, предсказуемое «завтра» никогда не наступит.
Эпизод V
Паук полз, быстро перебирая всеми своими восемью лапками, боясь опоздать. Куда спешить пауку? Аллер поднял палец и ткнул им поперек дороги паука. Тот сжался испуганно, замер, ожидая, что предпримет нежданная живая преграда, затем отважился продолжить свой путь. Паук обогнул палец и побежал дальше.
Аллер хотел бы, чтобы его опасения разрешились так же быстро, но, видимо, в мире членистоногих все намного проще и незатейливее.
С самого утра, сразу после выступления Маниуса перед войсками, на грудь Аллера легло тяжелое, неподвластное ему волнение. Он искал ему объяснение, надеясь, что как только найдутся причины, мерзкое чувство уйдет, не солоно хлебавши. Однако ответа не было.
Стоило только прикрыть глаза или просто отвлечься, как от виска к виску, быстрее стрелы летели события сегодняшнего утра. Сначала только яростная и непреклонная речь Римальда о том, что «Крылатый» должен поддерживать того, кто не боясь даже божественной кары, до конца служит интересам Фелидии. То есть Маниусу.
Потом, через реку слов Главы, нахально перескочил белоснежный конь. Под серыми, как сталь, губами, нервно молотили удила крепкие зубы, черный глаз внимательно косился на Аллера. А почему только на него? На всю армию, перед которой, гарцевал жеребец. Красивый, холеный боевой конь, покрытый кроваво- красной попоной, такой же самоуверенный, как и его хозяин — Маниус. Он выступал перед и воинами, обращаясь ко всем и каждому. За спиной, живым шлейфом стояли его соратники — те, кто совсем недавно распинался перед Советом Семерых в верности и преданности, а теперь с ненавистью вспоминающие вчерашних владык.
