— Нет, — она покачала головой. Слова Кьера удивляли. Она ожидала увидеть убийцу — а оказалось, что он умеет чувствовать. Или делает вид, что умеет — исключительно, чтобы расположить к себе.
— Впрочем, что это я… — голос Кьера упал до шепота, — Пелена пала, и в этом есть как хорошие, так и дурные стороны. И ничего уже не изменить. У нас были, хм, некоторые проблемы из-за отсутствия крыльев, потому что большая часть жилищ крагхов была отстроена на скалах. Но потом эта проблема разрешилась совершенно неожиданным способом.
— Каким же?
Кьер доедал пирожное, неторопливо, смакуя каждый кусочек, но при этом не спускал с Альки глаз. Он как будто все еще решал про себя, стоит или не стоит посвящать ее в некоторые вопросы жизни крагхов.
— Рой, — наконец сказал он, — мы решили проблему отсутствия крыльев. Многие крагхи, лишившись возможности летать, получили возможность творить магию. И магия эта… связана с роем. Очень связана.
— Как интересно, — пробормотала Алька, — расскажете мне?
— Нет, — Кьер наклонил голову к плечу, улыбаясь, — вы сейчас на территории, неподвластной Сантору. Вас могут схватить, вас могут пытать, невзирая на то, что вы вроде как невеста самого магистра Надзора. Все тонкости жизни бывших крагхов вы узнаете только в том случае, когда выполните просьбу повелителя Сантора.
— И… какую же? — а внутри все сжалось в ледяной ком.
Кьер посмотрел на нее серьезно.
— Повелитель Сантор послал меня сюда, ваше величество, чтобы я вернул вас в земли крагхов. Вас и вашего брата, Авельрона, если он еще жив, конечно.
Алька скомкала салфетку.
Наверное, чего-то подобного стоило ожидать.
Но ведь… она не может… бросить вот так… все…
И поэтому, набрав в грудь воздуха, она спросила:
— С чем связано такое решение отца?
— Нехорошие времена настают, ваше высочество. Здесь, в землях Порядка, вы в опасности. Опять же, послание здешнего короля… И потом, не забывайте, что у Сантора больше нет детей, кроме вас.
— А как же ребенок Арианны?
Кьер резко рассек ладонью воздух, словно бы отбрасывая этот вариант.
— Ребенок предательницы не будет наследником. Так сказал Сантор.
Алька обхватила себя руками за плечи. Внезапно стало зябко, словно по комнате гулял сквозняк.
И страшно. Но испугалась она не призрачных опасностях со стороны короля Флодретта, а того, что Кьер заставит ее следовать за собой.
Алька не хотела уезжать. Более того, она была уверена в том, что ее счастье — именно здесь, рядом с Мариусом.
Посмотрела на Кьера — тот терпеливо дожидался ее решения.
— Я останусь здесь, — прозвучало на удивление твердо, — мой отец знает, что принуждение ни к чему не приведет. Я останусь. А вот Авельрона надо увозить.
Кьер приподнял светлую бровь. И Алька, сбиваясь и торопясь, изложила ему все, что знала. И умолкла, выжидающе глядя на королевского убийцу, ощущая себя при этом так гадко, словно именно сию минуту предала и Мариуса, и все то светлое, что было между ними.
Но Авельрон умирал, а Мариус не хотел дать ему шанс. И ничего тут нельзя было сделать иного.
— Хорошо, — протянул Кьер, — вернее, чего-то подобного повелитель Сантор и ожидал. И именно поэтому я здесь. Скажите, ваше высочество, ваше решение — окончательно? Вы останетесь? Подумайте, здесь может стать очень, очень опасно.
— Я… останусь, — горло перехватило спазмом, и она закашлялась.
— Хорошо, — задумчиво повторил Кьер, — но Авельрона я заберу.
— Вы будете штурмовать Надзор? — пролепетала Алька.
Королевский убийца разгладил лацканы сюртука, самодовольно улыбнулся.
— Скажите, ваше высочество, вы еще будете навещать вашего брата?
В груди все затрепыхалось, и дышать стало тяжело. Казалось, в комнате слишком жарко, слишком душно.
— Д-да, — выдавила она, чувствуя, как холодеют руки.
Кьер вздохнул, полез в карман, достал оттуда маслянисто-зеленое зерно, округлое, неправильной формы, чем-то похожее на луковицу тюльпана, только без корешков, и такого же размера.
— Возьмите, — прошелестел вкрадчиво, — и в следующий раз, как будете навещать Авельрона, спрячьте рядом с ним вот это.
И вложил луковицу в раскрытую ладонь Альки.
— Что… это? — она облизнула вмиг пересохшие губы.
Кьер пожал плечами.
— Это… я бы сказал, это поможет мне добраться до Авельрона.
— Портальный артефакт?
— Что-то вроде того. Ну, что ж, ваше высочество, мне пора.
— Мы еще увидимся? — спросила Алька.
Кьер поднялся, посмотрел на нее с высоты своего роста. А она подумала, что, наверное, Кьер — великолепный боец. Движения плавные, отточенные, ничего лишнего.
— Кто знает, — неопределенно сказал он, — все зависит от приказов моего хозяина, повелителя Сантора. Выполните мою просьбу, ваше высочество, и Авельрон будет жить и будет править после отца.
— Да, конечно, — она тоже поднялась, — я провожу вас… Кьер. Все же вы мой кузен.
Она сжала в кулаке зеленую луковку. Та, казалось, пульсирует теплом, словно живая, и горячие ручейки медленно, очень медленно поднимаются вверх от самых кончиков пальцев к запястью, а оттуда к локтю.
— Передайте отцу, что я буду рада увидеться, — прошептала Алька, — когда-нибудь.
— Обязательно, — Кьер усмехнулся.
Затем повернулся к ней, внимательно вглядываясь в лицо — впервые с искренней заботой и беспокойством.
— Обещайте, что будете осторожны, — сказал быстро, — Сантор не уверен, что, ежели война, магистр сумеет вас защитить.
* * *
Визит Кьера не шел из головы до самого вечера, и Алька остаток дня промаялась, ожидая Мариуса. Она пыталась нарисовать акварель для гостиной, пробовала поиграть с Ливой и белым пушистиком, ею же оживленным, но все валилось из рук. Краски расплывались по бумаге совсем не так, как это ожидалось, Лива откровенно скучала, слушая, как Алька выдавливает из себя совершенно несмешные шутки. А сама Алька вслушивалась, не стучат ли колеса экипажа по мостовой, не скрипнула ли калитка… И сердце замирало, когда кто-то проезжал мимо дома.
Она теперь совершенно не знала, что делать.
Она понятия не имела, что сделает Мариус, когда узнает о "кузене" или когда обман вскроется.
И абсолютно не понимала, что еще можно было предпринять, чтобы спасти Авельрона.
Когда же, наконец, стукнула входная дверь, Алька поняла, что ноги ее едва держат.
В это время она все еще сидела в гостиной, внизу, и вымучивала ирисы на рыхлой бумаге для акварели. В тот самый миг, как Мариус вернулся домой, рука дрогнула, и в самую золотистую сердцевину цветка ляпнулась отвратительная темно-сиреневая, почти чернильная клякса.
