нормальной величины – с большую гаулу примерно, так груза столько же возьмёт, а экипажа – десяти человек достаточно. Ну, для управления, конечно, охрана от пиратов не в счёт. Так это нормальной величины, а римляне сперва тупо скопируют этого «лебедя» один к одному, а потом уже и крупнее строить будут. Я ведь говорил тебе уже, что Рим со временем до двух миллионов населения разбухнет? Ну и как тут прикажешь прокормить такую прорву народу? Африканского зерна давно уже не будет хватать, без египетского будет не обойтись, а его ж ещё и перевезти в Рим надо на чём-то. Вот и будут строить здоровенные зерновозы такого же типа, а на их верхней палубе – уже приличного размера жилые надстройки для пассажиров. Так от такого «лебединого» зерновоза до тех кораблей, про которые я тебе говорю – уже, считай, один небольшой шаг и остаётся. Те, пожалуй, даже помельче в основном будут…
– Ты как раз такие отцу строить предлагал?
– Ну, не совсем. У тех сложная система парусов, здесь таких никто не знает, и нет людей, которые бы умели с ними обращаться. А никто из нас тоже сам под парусами не плавал – в смысле, не работали с ними, не управляли, так что мы сами ничего в этом не понимаем и научить этому здешних моряков сами не можем. Поэтому – ну их на хрен, эти сложные паруса. Я твоему отцу другое предлагал – сделать новейшую корбиту подлиннее, да ещё одну прямую мачту поставить. Тогда – вместе с той передней наклонной – уже три мачты вместе получаются. «Сиракузия» как раз так и оснащена. Только нам её гигантских размеров не надо, нам оснащение парусное нужно, как у неё. Я как увидел её на подходе к александрийскому порту, так и понял, что новые корабли для Моря Мрака как раз так и нужно оснащать. Парусов больше, и лавировать ими при боковом ветре легче, но каждый из них прост и морякам привычен, так что переучиваться им почти что и не надо. А зачем нам лишние сложности, от которых люди делают лишние ошибки?
– Тогда почему отец не согласился? Он разве не понял преимуществ?
– Да всё он понял, не держи своего отца за дурака. Но – время, Велтур, время! В Гадесе и обычных-то корбит никто пока не строит, а в Карфагене не умеют строить таких прочных корабельных корпусов, как в Гадесе. Они же и не нужны для Внутреннего моря. Пока растолкуешь кораблестроителю, что тебе от него нужно, пока он сообразит, как это правильно сделать – ага, впервые в жизни – представляешь, сколько времени пройдёт? А у нас нет этого времени, нам поскорее надо поставки этих заморских снадобий для Египта увеличить. Твоему отцу и ради этих двух гораздо более простых судов пришлось срочно покупать в южноиспанских портах и перегонять в Гадес образец. Или ты думаешь, это так просто? Будь доволен, что хоть на двухмачтовых кораблях Море Мрака пересекаем, а не на том одномачтовом старье, что плавало уже и добрых пятьсот лет назад! Акобал вон всё понимает правильно и вполне новым судном доволен…
Наш давешний знакомый – первый, кстати, в этом мире – как раз в этот момент приглядывался к солнечным часам, ловя момент полудня. Не так-то и легко это в море, в условиях морской качки. Наконец, зафиксировав полдень, финикиец подошел к довольно громоздкому прибору, устроенному аналогично, но с высоким вертикальным гномоном и без часовой шкалы, вместо которой на агрегате были размечены только ось «север-юг» и перпендикулярные ей деления с северной стороны. Приказав двоим вахтенным матросам развернуть этот прибор тенью от гномона по размеченной оси, Акобал засёк длину тени – грамотно её засёк, дважды, максимальную и минимальную – для учёта влияния морской качки. Истинная длина тени, характеризующая угловую высоту солнца над горизонтов, составляет среднее арифметическое от этих крайних величин и может быть использована для определения географической широты – ага, если тонкости знать. Высота-то ведь того солнца даже на одной широте в течение года «плавает», так что надо и дату учитывать. Но наш мореман ведь не за красивые глазки и не по родственному блату в начальники судна выбился. Знал он, естественно, эти тонкости, да и «шпаргалки» у него имелись. В первый раз мы с Велтуром прихренели, когда увидели вместо папирусного или кожаного свитка аж целые скрижали на бронзовых листах с вычеканенными на них таблицами. Потом мы, помозговав, поняли, что иначе и нельзя. И папирус, и кожа – боятся сырости, а куда от неё денешься на примитивном античном судне? Перерисовывать же их по десять раз на более свежий носитель тоже не будешь – секретность, мля! А потом я, заценив трудоёмкость вычислений и их сугубую относительность, понял и то, почему Атлантика до сих пор не кишит гаулами предприимчивых финикийских купцов, снующими за известными уже не одно столетие драгоценными заокеанскими снадобьями. Не только в секретности дело, но и в сложности определения своего местоположения в открытом океане. Не всякий эдакой премудрости ещё научиться способен! Тут ведь и педантичная скрупулёзность ещё нужна, требующая – ага, нордического характера. А много ли таких среди этих горячих южных семитов? Я ведь, кажется, упоминал уже о неуравновешенности и склочности основной массы карфагенских финикийцев? Ага, заставь такого точные измерения и вычисления проводить, если это не связано с подсчётом звонкой серебряной, а ещё лучше – золотой наличности! Такие, как наш Акобал – исключения, единичные случайные мутанты среди семитов. Не зря ведь он и сам у этрусков Тарквиниев служит, и на турдетанке женат, и в команде у него турдетаны преобладают – тоже ведь не истинные арийцы ни разу, но куда уравновешеннее большинства финикийцев. Подобное тянется к подобному. Но и при всём этом точность определения широты даже у него – плюс-минус лапоть, что самое обидное. Не удивлюсь, если и до трёх градусов ошибка выскакивает. Пока одним кораблём плавали – не играло это особой роли. Малые Антилы – острова вулканические, с весьма высокими вершинами, а протянулась их цепь с севера на юг так, что даже без всяких координат хрен пронесёт мимо них мощное попутное течение.
Тура Хейердала того самого на его несуразном папирусном «Ра» – и того прямо на Барбадос то течение вынесло. На трудноуправляемой в открытом море примитивной тростниковой лодке-плоту! Нормальный корабль, способный и при боковом ветре как-то лавировать, и на вёслах на крайняк выгрести, уж всяко не хуже той папирусной плетёнки до места
