F-16, их отличали скошенные книзу выросты переднего оперения, отходящие под кабиной пилота то ли от заострённого, веретенообразного фюзеляжа, то ли от боковин уплощённого подфюзеляжного воздухозаборника.
Взглянув мельком и опознав марку охраняющих самолётов, разглядывать их Борис не стал, сосредоточившись для контроля посадки на незнакомый аэродром, затянутый плотной облачной пеленой, едва пропускающей свет от вечерних городов на земле. Зато японские лётчики-истребители с почтительным удивлением разглядывали на фоне плывущих мимо облаков вдвое более крупный закопчённый диковинный летательный аппарат с двумя пилотами в гермошлемах, воздерживаясь подходить к нему близко.
Когда три самолёта спустились в сумрак ниже слоя облаков, и по правому борту в отдалении показались береговые очертания широкого залива Исикари и световое зарево над раскинувшимся Саппоро, непредсказуемая мисс Рэнди сделала для экипажа приятный сюрприз. Она сопроводила автоматическую посадку МиГа на сияющую разноцветными бегущими огнями двух с половиной километровую полосу военной авиабазы Асахикава на северном японском острове Хоккайдо струнными звуками музыки из нашумевшего фильма к 500-летию легендарного открытия Христофором Колумбом Америки, под которые великий мореплаватель ступил на её берег.
Глава вторая
ПОЧЕМУ ТАК?
4. От Москвы до самых до окраин
Октябрь в Подмосковье вновь побаловал солнцем и теплом повторного за осенний сезон бабьего лета. «Листва почти осыпалась. Наведываясь по нескольку раз в год в Москву, сколько я в Подмосковье не был? Лет десять. За всю дорогу от аэропорта нигде не увидел хвойных деревьев», с удивлением отметил Иван Кириллович Августов, поглядывая за окна мчащегося по автостраде к югу обычного чёрного восьмицилиндрового «Лимнуса» и морально готовясь к сложному разговору с московским боссом о своей зарубежной поездке.
Встречая перед калиткой в глухом металлическом заборе нечастого в своём доме сибирского гостя, московский партнёр Августова по бизнесу Владимир Виленович Берстенёв, пухленький и весь какой-то округлый мужчина лет пятидесяти с очень здоровым цветом кожи, гладкими, без намёка на морщины, сытыми щёчками и сочными губами, пребывал в привычном лениво-благодушном настроении. Милостиво дал гостю пожать свои толстые короткие пальчики и ради него приоткрыл с левой стороны прекрасные, ровные зубы. Если он и красил густую, всегда тщательно подстриженную светлую шевелюру, этого не заметил бы самый искушённый куафёрский глаз. Берстенёв был в очень просторных серых брюках, рубашке цвета крови без галстука и любимом светло-бежевом репортёрском жилете с множеством ремешков, клапанов и свободных от вложений карманчиков. О жилете, и не только, он любил говаривать туманно: «Важнее не то, о чём мы в своём хозяйстве знаем, а потенциал», и это вызывало уважение вновь представленных партнёров, а некоторых из них вводило в кратковременный транс или ступор, кто на что был способен. Дорогими в его внешнем облике выглядели только легчайшие на ноге светло-серые французские туфли с узором, сплетённым из тонких ремешков, и нарочито неброские серебристые швейцарские наручные часы, баснословную цену которым Августов знал и никогда не купил бы, чтобы не сказать опытному глазу ничего лишнего о себе. Они прошли к непритязательно выглядящему коттеджу в духе первых частновладельческих построек девяностых годов по широкой трёхметровой дороге из шлифованного красно-коричневого лабрадорита, родственного облицовке мавзолея Владимира Ильича Ульянова-Ленина. Шеф усадил гостя на бледно-салатовую пластиковую садовую скамеечку у входа в дом и сам сел рядом.
Ивана Кирилловича всегда удивляла способность москвича просканировать собеседника одними зрачками, не только не поворачивая головы, но и без заметного движения глаз.
— Видел сегодня твою усадьбу с воздуха, Владимир Виленович, десять минут полёта до посадки, а от Домодедово мой московский водитель вёз к ней чуть не час.
Берстенёв сложил руки на животе и слегка сощурил левый глаз, что должно было означать радушие и особую расположенность к желанному гостю. Иных, впрочем, здесь не бывало. Он ответил, «акая» по-московски, частично глотая безударные гласные и растягивая с подвыванием ударные:
— Вертолёт в срочных случаях, у меня редчайших. Неужели сверху места узнаваемы?
Иван Кириллович мысленно воспроизвёл московский выговор: «Виртлёат в срочнхх слуучьхх, у мняаа ритчаайшхх», внутренне усмехнулся и добродушно пояснил:
— Как не узнать Куравлёво? Одна улица вдоль речки, по бережкам кустарники, и не в центре, а у околицы церквушка. На отшибе, среди рощицы, твоё хозяйство. Всё видно.
— А-а-а, пусть себе смотрят, не дождутся. Что там, в Германии, новенького, сказывай, Иван Кириллович, ты ведь оттуда прилетел? Земское и имперское сословия в Германии позднего Средневековья стали стремиться сами управлять своими городами, изгоняли и светскую и религиозную власти. Не воцарились ли там попы? Да, кстати, отвар из молодой крапивы ты не пил в Германии, как я тебе рекомендовал? Очень поспособствовал бы заживлению твоего колена. Плюс специальные стимулирующие упражнения. Или пил?
— Спасибо, помню. Колено заживает. Они бестолковые насчёт крапивы, дома найду, напьюсь. Немцев у себя дома уже меньше, чем турок, так сплетничают. Река Шпрее течёт, Берлин живёт, Бранденбургские ворота и телебашня высятся, стеклянный купол над Рейхстагом сверкает. По одним газетам, бизнес процветает, всё благополучно. По другим — кризис нарастает, и конца ему не видно. В развитых странах расплодили покупателей ненужных вещей, отовсюду слышны их стоны: денег нет, а покупать хочется, и всё больше. Врачи, лечащие шоппоголизм, не добирают доходов и тоже жалуются на жизнь. Это у нас с тобой в домах пусто, ничего в них лишнего, шоппингом не страдаем, и потому от нас психиатрам не отломится. Европа как Европа, Германия как Германия. Финансовой и политической столицей мира был и есть Лондон, но я до него нынче не добрался.
— Пока, пока ещё столица, — немедленно возразил Владимир Виленович, насмешливо прищурив оба глаза и показав краешки зубов. — Смотри вперёд: хозяевами денег через пару лет будут не Лондон и не ФРС США. Запомни: с двадцать четвёртого декабря две тысячи двенадцатого года Россия юридически становится хозяйкой почти 90 % денег всего мира, а остальным деньгам хозяин Китай. С нами, с нами надо договариваться, вот они и встают на дыбы. Россию как правопреемницу Советского Союза при её рождении изначально поставили в положение проигравшей. Приходится с этим считаться. Будет большой скулёж и серьёзный на Россию наезд, когда на берегах Атлантики врубятся, того от них и ждём. Только бодался телёнок с дубом, пусть медведя приструнить попробуют, а мы на их родео от своей берлоги посмотрим. Сами развлекаются, сами платят свои потанцульки. Запомни ещё: Москву интересует всё, до самых до окраин, но не во всё мудрая Москва вмешивается.
— Учту, Владимир Виленович. Конечно, поживём — увидим, — просто и скромно держась, ответил Августов, не собиравшийся выкладывать шефу, что под
