– Да она в лифте вчера застряла, – ответил Йосвани. – Но вроде его уже починили.
Был приятный августовский вечер. Ветер сделал жару терпимой.
Мы поймали «автобус» до Ведадо – огромный желтый «шевроле» с двумя рядами пассажирских кресел. Мы втроем уселись позади водителя. «Миндалька» скрипнула и со стоном поехала по Нептуно, в тусклом свете фонарей, мимо голосующих кубинцев.
Я взглянул на часы: восемь сорок. Осталось двадцать минут.
Внезапно водитель подрулил к обочине и остановился. Мы никого не могли подбирать – машина была забита под завязку.
Водитель выдернул из ржавой панели новенькую сияющую магнитолу (в Гаване такие непременно стояли даже в самых раздолбанных драндулетах). В повисшей тишине сказал: «Сейчас вернусь», выскочил из машины и исчез в ближайшем здании.
Я потрясенно уставился ему вслед.
Ана спросила:
– Какого черта?
Все остальные пассажиры вели себя так, будто ничего не случилось. Кто-то тихо переговаривался. Кто-то копался в телефоне.
Я вопросительно взглянул на Йосвани, но он только руки вскинул – мол, что тут поделаешь?
Прошла минута. Две. Пять. Мотор машины низко урчал.
Я глянул на часы. Поколебался, но перегнулся через водительское кресло и нажал на гудок.
Никакой реакции.
Прошло еще пять минут.
– Давайте поймаем другую машину, – предложил я.
– Не выйдет. – Йосвани махнул на улицу. – Сегодня слишком людно, а нас трое.
– Да что он там делает? – спросила Ана.
– Спасает кому-то жизнь. Ужинает. Кувыркается с подружкой. – Йосвани пожал плечами. – Ничего необычного.
– На Кубе вечно чего-то ждать приходится, – заметила Ана.
– Пойди как-нибудь с моей мамой по магазинам и узнаешь, что такое ждать, – парировал Йосвани.
В этот момент дверь дома распахнулась, и выскочил наш водитель. Молча сел в машину и принялся подключать магнитолу обратно.
– Что ты там делал, на толчке сидел? – спросил Йосвани.
– Пришлось сбегать на пятый этаж и обратно, – ответил водитель. – Я ж не реактивный.
По крайней мере, мы поехали дальше.
С каждой минутой я все сильнее закусывал губу. К небоскребу Авана Либре удалось добраться только в пять минут десятого.
– Идемте, – позвал я, выбираясь из машины. – Мы уже опаздываем.
Тут, словно по сигналу, у Йосвани зазвонил телефон. Ну, то есть и правда по сигналу, но Ана об этом не знала.
– Да? – ответил кузен. – Серьезно? Нет! Нет, не могу. Слушай, чувак, я не… – Он замолчал, будто слушая кого-то на том конце провода.
Зная, что слушать-то было некого, я был впечатлен разыгранной Йосвани пантомимой. На его лице поочередно отразились раздражение, потом тревога и решимость.
– Хорошо, – наконец сказал Йосвани. – Ладно, хорошо. Сейчас приеду. – Он убрал телефон, посмотрел на нас и вздохнул: – Придется мне пропустить сюрприз. Извини, Рик.
– Что случилось? – спросила Ана. – Мы можем помочь?
Йосвани покачал головой:
– Наш ударник напился и вырубился. Им через полчаса играть, так что мне лучше поторопиться. А вы идите.
– Надеюсь, у них все пройдет хорошо, – сказала Ана, когда мы вошли в сияющий холл отеля. – Представить не могу, каково это – отыгрывать вечер без предупреждения.
– Уверен, он справится. – Если у меня не получилось изобразить тревогу, то только потому, что план Йосвани на вечер включал в себя вечеринку в Центро Авана, где ему и предстояло провести остаток вечера в компании школьных приятелей и оплаченной мною бутылки «Авана Клаб». – Поехали на лифте.
Мы добрались до самого верха, на двадцать пятый этаж.
– Так что ты затеял? – спросила Ана.
Я только покачал головой. Ну прямо мистер Загадочность.
Двери лифта открылись, и мы увидели тускло освещенный холл. Путь преградила невысокая женщина в униформе и с планшетом в руке. Она оглядела нас. После секундного замешательства улыбнулась и заговорила по-английски:
– Простите. На сегодня «Туркино» закрыт для туристов.
– Все в порядке, – ответил я по-испански. – Мы должны быть в списке. Рик Гутьеррес с гостем.
Женщина прищурилась:
– Это мероприятие для ответственных работников центрального…
– Пожалуйста, – перебил я. – Посмотрите в списке.
Женщина посмотрела на меня. Удивленно подняла брови. Закусила губу.
– Это не сальса и не реггетон, вы знаете?
– Знаем, – ответил я.
Женщина пожала плечами:
– Хорошо.
Ана вопросительно посмотрела на меня. Я сделал вид, что ничто не заметил. Чтобы мы попали в список, Хуаните пришлось задействовать все свои связи, но сейчас было не время это объяснять.
Мы прошли сквозь большие двойные двери в полутемный ночной клуб. Внутри располагался бар, а залитая огнями сцена – в дальнем конце. Остальное пространство занимали небольшие столики, расставленные на темном полу.
Скудное освещение здесь было сделано специально, чтобы наиболее выгодно показать раскинувшуюся внизу Гавану.
Из огромных, во всю стену, окон открывался вид на мерцающий черно-золотой ковер. Абсолютно плоский, если не считать полоски высоток вдоль берега, напоминавшей волнорез, бетонный горный хребет, защищавший Гавану от темного моря.
Кое-где виднелись темные пятна, где редкие фонари казались жемчужинами, нашитыми на черную ткань.
Как по мне, слишком много тени для большого города, но с другой стороны, я ведь привык к Нью-Йорку.
– Красиво, – сказала Ана. – Это и есть сюрприз?
Я посмотрел на пустую сцену:
– Еще нет.
Похоже, зря я волновался из-за десятиминутного опоздания. Это же Куба.
Официантка усадила нас за столик в углу. Мы заказали содовую.
Вокруг нас сидели одни кубинцы, пары лет пятидесяти – шестидесяти. Мужчины в рубашках и брюках со стрелками, женщины в изысканных платьях и туфлях на высоких каблуках. Совсем немного смуглых лиц – резкий контраст по сравнению с обычным разношерстным людом, собиравшимся на танцполе. (Кстати, одна из тем, которые Миранда освещала в блоге, это как выглядит правящая верхушка на фоне населения в целом.)
На сцену вышел мужчина с гитарой. Сел на деревянный стул, устроил инструмент на колене. Обычный мужчина средних лет, белый, с плешью на макушке, в очках. Я бы на улице такого и не заметил.
В «Туркино» воцарилась полная тишина. Кажется, зрители даже дышать перестали. Даже официанты и бармены застыли, словно по сигналу.
