Книга Виза на смерть - Мария Шкатулова

С тех пор как Женя поселилась у Татуси, та ежедневно звонила Валентине Георгиевне — иногда утром, иногда вечером. Звонила тайком от Жени и сообщала новости, утешая как могла. Валентина Георгиевна, никогда раньше особенно ее не любившая, как не любила ни одну из Жениных подруг — ей всегда казалось, что они плохо влияют на ее дочь и что в Жениной старой ссоре с семьей и уходе из дома виноваты именно они, — готова была чуть ли не просить прощения и принималась плакать каждый раз, когда та уверяла ее, что Женя держится хорошо и надо только постараться понять ее и простить. «Потерпите еще немного, — уговаривала Татуся, которая была не в силах убедить Женю помириться или хотя бы объясниться с родителями. — Может быть, мне подъехать и привезти вам продуктов?» — «Нет-нет, спасибо, Танечка, у нас все есть, — испуганно благодарила Валентина Георгиевна, не зная, как к такой помощи отнесется Василий Демьянович, — вы только обязательно позвоните завтра, хорошо?» — «Конечно, Валентина Георгиевна, конечно, не волнуйтесь», — успокаивала ее Татуся и вешала трубку, а Валентина Георгиевна выходила в коридор, приоткрывала дверь кабинета и осторожно спрашивала: «Ты не спишь? Звонила Таня». Василий Демьянович откладывал книгу, поворачивался к жене и внимательно выслушивал новости, которые та всегда пересказывала подробно, какими бы скудными они ни были. Потом Валентина Георгиевна, не сдержавшись, принималась плакать, отворачиваясь и незаметно вытирая слезы, а Василий Демьянович хмурился и говорил: «Не надо, Валя, все обойдется. Иди полежи». Когда за ней закрывалась дверь, он выдвигал верхний ящик стола, доставал мобильный телефон, купленный два года назад, когда Женя с дочерью переехала к ним, — чтобы иметь возможность в любую минуту позвонить, если она с ребенком где-нибудь задерживалась, и узнать, все ли в порядке. Впрочем, звонил он не часто, потому что Женя называла это «контролем» и всегда сердилась, говоря, что она взрослый человек и не нуждается в опеке. «Ты не права, — встревала Валентина Георгиевна каждый раз, когда Жене случалось где-нибудь задержаться, — никто не собирается тебя контролировать. Папа беспокоился из-за Маши». — «Но Маша была со мной! Что с ней могло случиться?» — раздражалась Женя. — «Он считает, что ты напрасно таскаешь с собой такого маленького ребенка».

Женя, которой хотелось хотя бы иногда вырываться из дома, но при этом как можно меньше расставаться с дочерью, отвечала, что она много работает и для нее это единственная возможность побыть с Машей подольше и что, в конце концов, она не так уж и часто это делает. «И потом, мама, разве мы не договаривались, что вы оставите меня в покое?» Валентина Георгиевна пугалась и прекращала спор, а когда Женя отправлялась на работу, шла к Василию Демьяновичу и, виновато отводя глаза, шептала: «Оставь ты ее, отец, пусть себе живет как хочет».

С тех пор в телефонной памяти так и хранился один-единственный номер — Женин. Василий Демьянович нажимал клавишу, смотрел на загоравшийся зеленым цветом дисплей и ждал, прислушиваясь к тягучим гудкам — один, второй, третий… Женя ни разу не ответила. За все время, что она прожила у Татуси, она прислала им одно сообщение: «Со мной все в порядке. Я у Тани Брук».