Люция кивнула.
— О чем ты подумала, когда она предложила ее тебе?
— Что она меня убьет, — просто ответила Люция.
— Ты бы взяла ее? Надела бы ее, даже зная это?
Люция медленно отвернулась, оглянулась на город. За их спинами по мосту нетвердой походкой прошла, горланя непристойные песенки, ватага пьяных юнцов. Кайку передернуло. Они помолчали.
— Люция, ты — не чья-то жертва, — ласково продолжила Кайку. — Ты совсем не думаешь о себе, ты слишком покорна. Разве ты не понимаешь, что не пленница здесь? Если не поймешь этого сейчас, то что будешь делать через несколько лет, когда люди станут смотреть на тебя с еще большей надеждой? — Она вздохнула и дружески обняла Люцию за худенькие плечи. — Я считаю тебя своей сестрой. И мой долг — заботиться о тебе и переживать за тебя.
Лукавая улыбка тронула уголки губ Люции, и она обхватила подругу двумя руками.
— Я попробую, — сказала она, — быть похожей на тебя. — Она улыбнулась во весь рот. — Такой же упрямой и крикливой дылдой!
Кайку притворно ахнула и вывернулась из объятий.
— Чудовище! — завопила она и погналась за хохочущей Люцией по мосту и вверх по улице.
На Ксаранский Разлом опустилась ночь. Зажглись огни, и бумажные фонарики превратились в теплые созвездия. Душная, жаркая темнота лежала вокруг, но в кругу света полным ходом шло веселье всеобщего праздника. Кое-кто уже освободил за столом место для других, люди пошли посмотреть представление на сцене или потанцевать под музыку импровизированного оркестра из шести музыкантов, которые играли что-то на мотив старых народных песен. В нестройное звучание, обусловленное отчасти неумением музыкантов, вплетались низкое пение трехструнной мирики, звонкие переливы тростниковой арфы и гул двух рожков. Ритм задавал смуглый мужчина с кожаным барабаном. Лучше всех в «оркестре» играла бывшая императорская куртизанка, покинувшая двор пять лет назад. Она играла на ирире, семиструнном инструменте из дерева, кости и кожи, звучавшем печально и нежно. Когда она мягко перебирала струны, самый воздух словно мерцал.
Раскрасневшаяся от вина, смеха и жары Кайку танцевала крестьянский танец вместе с молодежью Провала. Может, не так красиво, как танцы во дворце, но зато гораздо веселее и энергичнее. Кайку кружилась то с одним кавалером, то с другим, потом оказалась в объятиях порченого юноши со скользкой, как у дохлой рыбы, кожей и такими же выпученными и невидящими глазами. Растерявшись только на мгновение, она позволила ему увлечь себя в дикий хоровод, пока кто-то еще не схватил его за руки и не разлучил их. Возбужденная и хмельная, Кайку отдалась музыке, и все горести и заботы канули в небытие, вытесненные танцем.
Песня оборвалась внезапно, и перед Кайку вынырнул из отдыхающей от пляски толпы Джугай.
— Мне, как всегда, повезло, — сказал он. Его глаза ярко блестели, а зрачки сильно расширились. — Позволите? — Он протянул руку, приглашая Кайку на следующий танец.
Но она уже разглядела человека, стоящего на грани света от костров, облокотившись на один из шестов.
— Прости, Джугай, но мне нужно кое с кем поговорить. — Она чмокнула его в колючую щеку.
За спиной грянула музыка, и милая девчушка из Новых земель утащила друга в самое сердце танцующей толпы. Кайку вступила в тишину и прохладу, ничуть не жалея о тепле и гаме. Ее ждал Саран.
— Ты танцуешь? — кокетливо спросила она.
— К сожалению, нет. По-моему, у нас, кураальцев, не такие подвижные суставы, как у вас.
Кайку не сразу поняла, что Саран шутит. Он говорил тоном суше дорожной пыли.
— Где ты был? — Ее немного качало, но румянец на щеках и чуть развязная манера, кажется, только добавляли ей привлекательности в его глазах.
— Это не мой праздник. — Его черты темнели под безлунным небом.
— Я имею в виду, куда ты исчез? Уже несколько дней прошло после собрания. Ты так скоро забыл обо мне? Не захотел даже попрощаться? О боги, послезавтра я отправляюсь в путь через Разлом!
— Знаю, — ответил Саран. — Тсата пойдет с тобой.
— Правда? — удивилась Кайку. — А ты?
— А я еще не решил. — Он замолчал надолго. — Я подумал, что это будет неудобно. И решил остаться.
Кайку посмотрела на него и протянула ему руку.
— Погуляем?
Поколебавшись и одарив ее пристальным взглядом, он взял ее ладонь в свою. Кайку мягко оттащила его от шеста со знаменем, к которому он прислонился. Они пошли мимо пирующих назад к городу. Слева чернела долина, ее границы угадывались только по светлому краешку неба. Справа трещали костры, звенела музыка и смеялись люди. Кайку и Саран ступали по линии, где словно граничили два мира, и ни один из них не мог взять верх.
— Я и сама не знаю… — начала Кайку, запнулась, потом начала снова. — С одной стороны, рада, что иду. Наверное, слишком долго сидела без дела. Занималась кое-какими мелочами для Либера Драмах, но этого мало. — Кайку посмотрела на Сарана.
— Боги терпеливы. Не стоит недооценивать ткущих. Однажды тебе повезло. Многие вообще не получают второго шанса.
— Что я слышу? Неужели тебя беспокоит моя судьба? — поддразнила его Кайку.
Он выпустил ее руку и пожал плечами.
— А что тебе до моего беспокойства?
— Извини. Я не собиралась над тобой подшучивать. — Кайку почти забыла, насколько он впечатлителен. Они прошли еще немного.
— Я боюсь надевать маску. — Ей хотелось снова зажечь искру, проскочившую между ними. — Прошло пять лет с тех пор, как я прикасалась к ней в последний раз, но она до сих пор зовет меня. — Внезапная дрожь пробежала по ее телу. — А теперь мне снова придется ее надеть, если мы собираемся пересечь «запутанное» ткачами пространство.
— Ты замерзла, — заметил Саран и, расстегнув плащ, набросил его спутнице на плечи. На самом деле она не чувствовала холода, но не стала возражать. Когда Саран застегивал замок на ее горле, она накрыла руками его руки. Он помедлил, наслаждаясь прикосновением, а потом убрал ладони.
— Почему пересекать эту границу отправляешься ты, а не сестра?
— Кайлин не станет рисковать одной из полноправных сестер Красного ордена. И небезопасно давать кому-то другому маску. Ткачи еще ничего не знают о Красном ордене, и Кайлин хочет, чтобы все так и осталось. Маска — это инструмент ткущих Узор, и если я с ее помощью пройду через барьер, никто ничего не заметит.
— Но ты даже не знаешь, сработает ли маска на этот раз, — возразил Саран. — Возможно, ее создали только для монастыря на Фо.
Кайку согласно кивнула.
— Но нужно попытаться, — ответила она.
Саран заложил за ухо прядь гладких черных волос. Кайку искоса посматривала на него, изучала линии затянутого в тесную одежду тела. Голос здравого смысла попытался изречь какую-то банальную истину, но она не стала его слушать. От выпитого вина разум ее существовал «здесь и сейчас». А о последствиях думать не хотелось.
