— В этом месте умерли два человека. Ничего удивительно, что один из них возвращается туда и по ночам играет на пианино, — сказала миссис Кэрролл.
В Уэстлендс позвонила Хитер. На следующий уик-энд она приедет домой. Би Мур ответила, что это будет замечательно. Она передаст мистер Саймону.
— Я буду пить чай в коттедже Евы, — гордо сказала Хитер.
— Я бы на такое не решилась. Говорят, там живут привидения. — Сама Би Мур в этом ничуть не сомневалась.
Хитер и Ева сидели в коттедже и жарили тосты в камине, пользуясь длинными вилками, которые нашла у себя Бенни.
Бенни говорила, что на втором этаже магазина хранится множество удивительных вещей. Она не может забрать все; а вдруг этот чертов Шон действительно станет их партнером? Но принесет им то, на что он не сможет претендовать ни в одном суде страны.
— Значит, все решено? — спросила Ева.
— Когда-нибудь это случится, но не сейчас.
— Вы хотите, чтобы я ушла? Я могу покататься на пони, — сказала Хитер.
— Нет, Хитер. Просто это очень долгая история. Мне будет грустно ее рассказывать, а Еве будет грустно слушать. Так что сиди на месте.
— Ладно. — Хитер нанизала на вилку одно из великолепных кулинарных изделий сестры Имельды.
— Но какие-нибудь новости есть? — Ева видела, что подруга чем-то расстроена.
Бенни покачала головой. Выражение покорности судьбе, написанное на ее лице, Еве не нравилось. Складывалось впечатление, что Бенни хочет вступить в битву за что-то, но ей не хватает сил.
— Могу помочь. Как в добрые старые дни. Мудрая Женщина сказала бы, что одна голова хорошо, а две лучше.
— Мудрая Женщина покорилась бы неизбежному.
— А что говорит твоя мать?
— Почти ничего.
— Бенни, хочешь горячий тост? — Хитер решала все свои проблемы с помощью еды.
— Нет. Я обманываю сама себя. Говорю, что если не буду есть, то больше понравлюсь своему парню и он перестанет убегать от меня к валлийским девицам.
Ева тяжело вздохнула. Значит, кто-то ей все-таки рассказал.
Они весело катили на велосипедах. Ева махала рукой каждому встречному. Хитер никого из них не знала. Но зато она знала огороженные поля, к заборам которых были привязаны ослики, и пробел в живой изгороди, через который можно было увидеть кобылу с двумя жеребятами. Она рассказывала Еве о деревьях, листьях и о том, что биология — единственный школьный предмет, который ей легко дается. Она не возражала бы, если бы все домашние задания сводились к засушиванию цветков и листьев и зарисовыванию разных этапов роста березы.
Странно, что двоюродные сестры с разницей всего в семь лет, жившие в полутора милях друг от друга, никогда не встречались. При этом одна из них знала каждого, кто шел по дороге, а другая — каждое животное на каждой ферме.
Странно было ехать по неухоженной, заросшей сорняками дорожке Уэстлендса с маленькой хозяйкой дома.
Хотя Ева не была здесь чужой, пришедшей просить милостыню, все же ей было очень не по себе.
— Мы пройдем через кухню. — Хитер прислонила велосипед к стене.
— Я не знаю… — начала Ева. Ее голос звучал так же неуверенно, как звучал голос Хитер, когда той предложили пообедать в монастыре.
— Пошли, — ответила Хитер.
Увидев ее, миссис Уолш и Би Мур удивились и не слишком обрадовались.
— Когда у нас гости, их нужно приводить через парадную дверь, — с укором сказала миссис Уолш.
— Это всего лишь Ева. Мы с ней ели на кухне в монастыре.
— В самом деле? — На лице миссис Уолш было написано осуждение. Хозяйку Большого Дома не следовало так принимать. Самое меньшее, на что она могла рассчитывать, это ленч в трапезной.
— Я сказала Еве, что вы испекли большой пирог, — с надеждой сказала Хитер.
— Когда-нибудь мы непременно его испечем, — вежливо, но холодно ответила миссис Уолш. Ей явно не нравилось, что Ева Мэлоун торчит на кухне. Из задней комнаты доносились звуки пианино.
— Прекрасно! — обрадовалась Хитер. — Значит, Саймон дома.
* * *
Саймон Уэстуорд был очарователен. Он протянул к Еве руки.
— Рад снова видеть тебя.
— Вообще-то я не собиралась… — Еве ужасно хотелось сказать, что она не собиралась приходить в этот дом запросто. Саймон должен был понять, что она сделала это, стремясь доставить удовольствие ребенку, одинокому ребенку, который хотел побыть с ней. Но найти нужные слова было нелегко.
Похоже, Саймон понятия не имел о том, что ее мучило.
— Наконец-то! Ты слишком давно здесь не была.
Ева осмотрелась. Это была не малая гостиная, в которой она была в прошлый раз. Комната смотрела окнами на юг; в ней стояла старая мебель, обтянутая ситцем. В углу находился столик, заваленный бумагами, у окна красовалось большое пианино. Просто поразительно, что у людей может хватать мебели на такое количество комнат.
И картин на такое количество стен.
Ева обводила взглядом портреты, надеясь найти материнский. Тот самый, о существовании которого она не знала.
Саймон следил за ней.
— Он на лестнице.
— Прости, что?
— Я знаю, Нэн тебе говорила. Пойдем, я покажу его.
У Евы вспыхнули щеки.
— Это неважно.
— Важно. Это портрет твоей матери. Я не показал его тебе в тот первый день, потому что обстановка была неподходящая. Надеялся, что ты придешь еще раз. Но вместо тебя пришла Нэн, поэтому я показал его ей. Надеюсь, ты не обиделась.
— С какой стати? — У нее сами собой стиснулись кулаки.
— Не знаю. Но Нэн, кажется, думает, что так оно и есть.
Как они смеют говорить о ней! Тем более о том, обиделась она или нет!
Слезы щипали глаза. Ева, как робот, подошла к подножию лестницы, где висел портрет маленькой смуглой женщины с глазами и ртом, столь похожими на ее собственные, что девушке казалось, будто она смотрит в зеркало.
В ней было так много черт Сары Уэстуорд, что для отцовских уже не оставалось места.
Рука Сары лежала на спинке стула, но сама женщина не выглядела спокойной и умиротворенной. Казалось, она умирала от желания, чтобы все поскорее закончилось и можно было поскорее убежать отсюда. Куда угодно, лишь бы подальше.
У нее были большие глаза, маленькие руки и темные, коротко подстриженные волосы, как диктовала мода тридцатых годов. Но при взгляде на нее казалось, что Сара предпочла бы носить волосы до плеч и заправлять их за уши. Как делала Ева.
Была ли она красивой? Трудно сказать. Нэн сообщила только то, что она видела портрет.