Они не голодали, но есть хотелось, и с Милой однажды случился конфуз: она пошла в булочную «отоваривать» хлебные карточки и на обратном пути незаметно для себя съела весь хлеб.
— Наверно, размечталась о мировой революции, — сказала Минна. Мила была пламенным юным ленинцем.
Но вообще Москва удивляла девочек разнообразием еды — они и не знали, что такое бывает. В магазине «Диета» на улице Горького Минна иногда покупала им сто грамм любительской колбасы, нарезанной прозрачными ломтиками, и они ели дивные бутерброды с белым хлебом с маслом.
А один раз Мила своими глазами видела из окна, как по мосту шла семья — три человека, — и все трое ели мороженое. Мила быстро посчитала: тридцать пять умножить на три — сто пять рублей.
В большой аптеке на улице Горького продавалась мечта всех детей — «какавелла» — брикетики, спрессованные из какао с сахаром: «райское наслаждение». Однажды они гуляли, и Ленка сказала:
— Давай купим какавеллу.
— У меня нет денег, — ответила Мила.
— Так у меня есть! Я тебе куплю! — вскричала Ленка и тут же осеклась. Потом быстро сунула деньги Миле в руку: — Нет! Ты мне купи! Пожалуйста!
Быстро прошло время, и дя Леш окончил академию. Его направили в далекое Забайкалье. Опять пришла в дом разлука, опять ждали писем. Настала Ленкина очередь писать печатными буквами:
— МИЛА! НАПЕШУ ТИБЕ СТИШОК:
БЕЛЫЙ СНЕГ ПУШЫСТЫЙ
В ВОЗДУХИ КРУЖЫТЦА
И НА ЗЕМЛЮ ТИХА
ПАДАИТ, ЛОЖЫТЦА.
Потом Ленка пошла в школу. Дя Леш был уже полковником, начальником штаба дивизии, и Ленка стеснялась, что у папы такой важный чин. Она отказывалась ходить вместе с родителями в клуб или в кино, потому что дя Леше по должности полагались места в первом ряду, а она не хотела «выделяться». Родители обижались, сердились, но выяснилось, что упрямством Ленка пошла в отца.
Через несколько лет дя Лешу перевели поближе — в Калининград, бывший Кенигсберг. Минна приехала в отпуск и осуществила давнюю всеобщую мечту: выгородила стенкой проход в бабушкином полуподвале. Комнатка стала совсем крохотной, но зато через нее не ходили соседи.
Бабушка Эсфирь жила там с Яшей, туда же вернулась Мура. Она пробыла в ссылке двадцать один год. В доме ей было нелегко — ничто не прошло бесследно. Тяжело заболел Яша, пришлось поместить его в больницу, все время хворала бабушка.
Когда бабушка Эсфирь совсем слегла, Минна взяла ее к себе в Калининград. Дя Лешина воинская часть располагалась за городом, в бывших немецких казармах — добротных, обустроенных, а офицеры жили в бывших офицерских особняках, так что у дя Леши с Минной был отдельный дом с садом.
Скоро бабушка уже перестала вставать с постели. Она путала день и ночь и непрерывно звала Минну. Измученная Минна говорила:
— Мама! Ведь три часа ночи. Все спят.
А бабушка возмущалась:
— Все время она спит! Спящая красавица какая-то!
Бетя и Мила приезжали в Калининград.
Предпоследний раз Мила была в Калининграде в отпуске незадолго до Минниной смерти. Мила тогда уже окончила институт, работала и готовилась в аспирантуру. Считалось, что она приехала помочь Минне ухаживать за бабушкой, но днем Минна ничего не давала ей делать, а ночью Мила спала и ничего не слышала.
Минна очень хотела, чтобы Мила поступила в аспирантуру, и все время гнала ее в сад заниматься.
Сад был замечательный: перед домом цвела сирень и огромные красивые пионы, а за домом созревал белый налив и ягоды.
Яблок было очень много. Каждое утро яблочный ковер устилал землю под деревьями. Дя Леш присылал солдат, они мешками собирали яблоки и уносили к себе в казарму.
Мила сидела в саду с учебниками, с одной стороны от ее стула лежал кот, которого Минна и Ленка выходили из слепого брошенного котеночка. Они вечно подбирали и лечили каких-то животных и птиц. Однажды Ленка притащила домой кошку, которая оказалась бешеной, и всей семье целый месяц делали уколы в живот.
Дя Леш страшно рассердился тогда на Минну и Ленку — уколы от бешенства начальнику штаба дивизии делались в дивизионной медсанчасти, и можно себе представить, как злорадствовали его подчиненные. Тем более что вспыльчивость дя Леши всем была хорошо известна.
С другой стороны от Милиного стула лежал пес Рекс — немецкая овчарка. Рекс с котом терпеть не могли друг друга, и каждый старательно делал вид, что не замечает другого, но и уступать никто из них не собирался.
В саду было тихо. С мягким стуком падали в траву яблоки. Мила никогда больше не ела такого вкусного белого налива, такой сладкой малины и смородины.
Приходила из школы Ленка. Ей было уже шестнадцать лет, черноглазая, чернокосая красавица. Они с Милой называли друг друга «сестра».
Ездили смотреть город, могилу Канта. Ленка звала сестру в клуб на танцы, а когда Мила отказывалась идти со школьницами, сказала:
— Да что ты! Туда совсем старые приходят — им уже лет по двадцать!
Потом посмотрела на сестру и тактично исправилась:
— Нет, им, наверно, года двадцать четыре — двадцать пять.
Мила смеялась — ей было двадцать два. Им было весело. Дя Леш как-то сфотографировал их: Ленка и Мила, обнявшись, хохочут так, как можно смеяться только в юности.
После смерти бабушки Эсфири Минна взяла к себе из больницы Яшу.
Наверно, Минна совсем надорвалась. Она умерла через четыре месяца после смерти Яши — не перенесла операции.
Дя Леш уволился из армии, Ленка перевелась на заочное отделение института, и они вернулись в Москву, им дали комнату в коммунальной квартире.
Но сначала Бетя с Милой в последний раз съездили в Калининград — помочь дя Леше и Ленке собрать вещи для переезда.
Дом без Минны был пустой, и сад был пустой, черный. Миле навсегда врезалась в память сцена: солдаты уводили Рекса. Дя Леша дал им колбасы, чтоб они отвлекали Рекса, но пес не отвлекался. Он был понурый, как будто все понимал, и шел, постоянно оглядываясь. Дя Леш стоял на крыльце и неотрывно смотрел ему вслед.
Через несколько лет дя Леш женился. Ирина Михайловна была хорошим человеком, добрым, заботливым, и вся семья, и Ленка первая, ее приняла.
Ленка стала жить отдельно — работать и учиться.
Мила к тому времени уже окончила аспирантуру и вышла замуж за Па. Дя Леш и Ленка очень полюбили Па и подружились с ним, а он, как Ма, тоже звал Ленку сестрой.
Когда родилась Рыжуша, ее растили в условиях исключительной стерильности. В обязанности Па входило гладить пеленки и другие детские вещички. Непременно с двух сторон. Бедный Па путался, забывал, какую сторону пеленки он уже погладил, а какую — нет. Он пробовал отмечать выполнение каждого этапа глажки перекладыванием пуговицы из одного блюдца в другое, но только еще больше запутывался.
