Милый мой, любимый Тео,
и положила открытку на место. Тео – это брат. Не старший, с которым Луиза дралась, а младший, который хотел играть в бадминтон сам с собой. Неважно. Если бы Луиза написала то же самое Майре – тогда что? Да ничего. Не смотреть же другие открытки. Подумаешь. И она отошла от стола.
На кухне налила себе стакан молока. Медленно попивала его, слушая капель тающих льдинок в леднике: кап, кап, кап. За стеной Луиза спустила воду в ванной, мурлыча под нос песенку «Разве нам не весело?»[23]Кора поставила стакан и побарабанила пальцами по кухонной плите. Зануда и деревенщина – это не ново. Луизин тон, ее взгляды на Кору – о том же; девочка вполне честна. Другое задело Кору, просто ранило в самое сердце: жестокие, но проницательные слова об Алане, о том, что они не ровня. Жаль, Кора не знала Луизу в то лето, когда выходила замуж. Ей бы пригодилась Луизина беспощадная прямота.
Луиза вошла в кухню в розовом халате, с мокрыми волосами, зализанными назад. Лоб у нее оказался широкий, выпуклый, прямо-таки выступал вперед. Без челки она была не так красива. Все равно молода и симпатична, но не безмерно.
– Господи, как приятно полежать в ванне. – Она помотала головой туда-сюда. – Вылезла, три минуты прошло, и я уже вспотела. Хорошо бы театр набили льдом!
Кора кивнула и отхлебнула еще молока.
– Что случилось?
– Ничего, – улыбнулась ей Кора. – Ты права. Сегодня, кажется, еще жарче.
Луиза потянулась, всласть зевнула и заговорила о «Времени цветения»[24]и что хорошо бы оно оправдало похвалы критиков. Кора прислонилась к плите и слушала Луизу, изображая добродушный интерес. Нет смысла заговаривать об открытке, о том, что Луиза написала про Алана. И никогда не будет смысла. Обида осталась, тяжесть на сердце и в мыслях не исчезала, но Кора не подавала виду, и Луиза ей, конечно, верила. Девочка говорит, что ненавидит фальшивые улыбки, но Кора знает, как они порой необходимы. Она давным-давно научилась улыбаться убедительно.
Глава 11
Вчера мистер Алан Карлайл из Уичиты и мисс Кора Кауфман из Макферсона были соединены брачным союзом под сенью белых роз и гвоздик у лодочной станции парка «Риверсайд» пастором Первой пресвитерианской церкви Джоном Харсеном. Церемония продолжилась пышным праздником в отеле «Итон», где собралось более сотни гостей. Были поданы щедрые порции ростбифа, крокеты из батата, различные сорта сыров, фруктов и овощей и многоярусный свадебный торт. Небольшой оркестр аккомпанировал грациозному свадебному вальсу счастливой четы, к которому вскоре присоединились члены семьи и друзья.
Невеста была прелестна в белом батистовом платье с высоким воротником и клиновидной вставкой из узорного кружева и жатой ткани. Волосы ее были уложены в высокий помпадур, украшенный свежими цветами апельсина – подарок мисс Хэрриэт Карлайл, ее новой золовки и свидетельницы на свадьбе. Высокий, элегантный жених был в приличествующем случаю черном костюме, в полосатом аскотском галстуке с серебряной булавкой.
Мистер Карлайл, процветающий адвокат, пользуется заслуженной доброй славой в Уичите, и незамужние леди нашего города давно обсуждали, кому же он наконец отдаст предпочтение. По всеобщему признанию, мистер Карлайл влюблен в свою молодую невесту, весьма достойную молодую леди приятного нрава, недавно осиротевшую в результате трагического случая на ферме. Новобрачная миссис Карлайл уже завела много друзей в своем новом кругу.
«Светские новости», «Орел Уичиты», 7 июня 1903 г.
Кора была весьма признательна репортеру за то, что он умолчал о самом неприятном моменте торжества. Реймонд Уокер, батрак, ставший адвокатом, иногда перекидывался с Аланом в карты. На помолвку он не явился, зато на свадебном пиру, позабыв, что уже пьян, или наплевав на это, встал и попытался произнести первый тост. Уокер был ниже Коры, но широк в плечах, с огненно-рыжей шевелюрой и драматическим баритоном; заметный мужчина. Когда он встал и заговорил о дружбе и любви, к нему обернулись даже официанты.
– Алан! – проревел он, поднимая стакан лимонада. – Какой ты хороший, добрый человек!
Это заявление вызвало общие аплодисменты. Гости подняли бокалы с лимонадом и одобрительно закричали, а Кора рассмеялась и кивнула. Но тут Реймонд Уокер, не садясь, поставил лимонад на стол, нахально вытащил из внутреннего кармана серебряную флягу и громко, с наслаждением из нее отхлебнул. Кора глянула на Алана: тот в отчаянии смотрел на Реймонда Уокера и мелко, почти незаметно тряс головой.
– Некоторые женятся по любви, – продолжал Реймонд, озирая стол затуманенными глазами. – Но ты, Алан, показал нам, что подлинная пристойность и настоящая благотворительность начинаются дома.
Алан встал. Но два его дяди и двоюродный брат уже свирепо бросились к Реймонду. Кто-то поинтересовался, не стоит ли отобрать флягу; кто-то другой ответил: «Да нет, просто уведите его». Реймонд Уокер оттолкнул их и заявил, что уйдет сам. Шатаясь, он вышел из залы, расправив могучие плечи, провожаемый общими неодобрительными взглядами. Ошеломленная Кора смотрела в тарелку. Цветок апельсина свалился с прически прямо на ростбиф.
Он просто пьяница, сказала себе она. И он не прав. Это не благотворительность – Алан любит ее, он ее любит так же сильно, как и она его. Он столько раз это говорил, и так искренне, с такой надеждой и добротой в глазах. Он говорил: это мне повезло. Я искал тебя всю жизнь.
Как только дверь за Реймондом Уокером закрылась, встал отец Алана, поднял свой лимонад и объявил Алану, который так и не сел, что он и мать счастливы принять в свою семью такую прелестную женщину, они гордятся Аланом и желают новобрачным кучу детей и много счастливых лет совместной жизни. Отец подошел к Алану и пожал ему руку, под громкие аплодисменты обнял, и все стало так, будто жуткой выходки Реймонда и не было. Алан снова сел, взял Кору за руку, и она с удивлением заметила на его глазах слезы. Унижение испарилось. Она была растрогана: как много значат для Алана слова отца.
Единственный совет по части секса Кора получила от миссис Линдквист. За несколько недель до свадьбы та сообщила: не хочу тебя пугать, миленькая, но мужчина – раб своего тела. Да. И это тело хочет женщину так сильно, что может получиться слишком много детей. Чтоб жизнь в семье была счастливая, продолжала миссис Линдквист, надо и утолять его жажду, и укрощать ее, потому что уж очень она могучая, и муж, будь он трижды джентльменом, не всегда думает головой.
