А мы с Майкой когда познакомились? Ей еще семнадцати не было. Мы уже тогда могли пожениться. А сколько лет было святой королеве Ядвиге, когда она вышла замуж за Владислава Ягелло, разбившего крестоносцев? Но ты помалкивай, Павел, тсс! Тебя за такие мысли съедят!
— Да, тринадцать, — спокойно ответил он, мой новый приятель, затачивая ножи. — У нас так принято. Тогда они еще юные девственницы, — сказал он, не найдя польских слов.
И тогда я вспомнил, что в некоторых странах очень большое внимание уделяют этому вопросу! Ходят с избранницами к врачу, просят проверить, все ли в порядке, и предоставить им письменное подтверждение. Кому-то может показаться, что по отношению к девушке это не очень вежливо, напоминает торговлю на рынке.
Может показаться. Эта мысль не дает мне покоя, Имеет ли значение девственность, Павел? Обязательное ли это условие? Важно ли мужчине знать, девственница ли его будущая жена, что у нее никого до него не было, что никто ее не запятнал? Безусловно, для мужчины это важно! Как же я гордился тем, что моя Маечка была девственницей и что именно я сделал ее женщиной! Потому что ничто так не возбуждает мужчину, как девушка, к которой никогда не прикасался другой мужчина, и он тот, которому она впервые отдается. Как же важна для мужчины девственность! Как важно мужчине чувствовать себя первым. Первым в учебе, первым в работе, первым в спорте и первым мужчиной своей женщины.
Только ты, Павел, помалкивай. Нельзя признаваться в таких мыслях. Но ведь это же естественно! Каждому мужчине хочется иметь новый инвентарь, автомобиль из салона, а не подержанный. Я уверен: так думают все мужчины. Только не признаются в этом, потому что они культурные, жуть какие культурные! Я тоже культурный мужчина, и поэтому не должен об этом говорить, тсс, Павел, молчи! И только мой грузный приятель, владелец кафе, может свободно обсуждать это со своими друзьями и пойти к врачу, чтобы узнать всё наверняка и соблюсти приличия, не нарушая Закона.
Но как же мне разбить скорлупу, чтобы извлечь из яиц содержимое, да еще когда презервативы из кухонного ящика вываливаются?
Знаю! Иду за молотком, который хранится в специальном ящике для инструментов в шкафу. Радуюсь, возвращаясь на кухню с молотком. А Малыш как будто с испугом на меня смотрит.
— Малыш, не бойся. Это нужно, чтобы приготовить яичницу, — сообщаю я уверенным и решительным тоном. — Сейчас сделаем яичницу.
И уже собираюсь легко ударить узким концом молотка по скорлупе, как меня снова осеняет. Ведь яйцо о какой-нибудь угол разбивают. Ну я и додумался! Молотком яйцо разбивать! Если бы кто-нибудь увидел, то подумал бы, наверное, что это розыгрыш, такое только в юмористической передаче бывает или в книгах. Чтобы яйца — и молотком! Я пошутил. Ну где это видано? Я же не кретин, чтобы яйцо молотком разбивать. Держу его в руке, не знаю, как достойно выйти из этой ситуации, поскольку Малыш внимательно на меня смотрит. Нахожу решение!
— Ручка от ящика разболталась, — улыбаюсь я Малышу. — Надо бы ее прибить. — И стучу по ней молотком. Потом откладываю его в сторону и как ни в чем не бывало возвращаюсь к яичнице.
Может, о край сковороды разбить? Да! Вот именно! Подхожу к плите и замечаю, что сковорода уже сильно раскалилась. Она же из те… ну из этого те… не из телевизора, конечно, посмеиваюсь я над своей шуткой, она может долго на плите стоять и нагреваться, и ничего с ней не случится, поскольку это космическая технология, выдерживает температуры, как ракета, летящая в космос.
Ударяю яйцо о край сковороды, довольно сильно ударяю, потому что я молодой, энергичный и сил у меня много. Яйцо разбивается вдребезги, слизь вытекает на пальцы, а я, пытаясь ее стряхнуть, кончиками случайно дотрагиваюсь до сковороды, которая, должно быть, уже приобрела температуру космической ракеты. От боли выпускаю яйцо. Вместе со скорлупой оно падает в сковороду, и от температуры тут же сжимается и страшно шипит! Как такое возможно?!
Ношусь по кухне, размахивая обожженной рукой, подбегаю к мойке и включаю холодную воду. Малыш сидит и наблюдает за мной. Хорошо, что он сидит, еще не хватало, чтобы он путался под ногами.
А пока я охлаждаю руку, яйцо жарится на сковороде вместе со скорлупой. Пытаюсь его снять, но не выходит, несмотря на то что сковорода космическая и ничто не должно на ней пригорать. Приклеилось — и все тут! Яйцо чернеет и обугливается. Недаром говорят, что белый белок — это черный уголь. Какой я остроумный, эрудированный, и даже в такой драматичной ситуации чувство юмора меня не подводит. А яйцо тем временем начинает дымиться, запах гари распространяется по всей кухне, а я еще вытяжку забыл включить. А пальцы словно горят, на них пузыри образовались. Кругом дым, вся кухня в дыму. Что делать?! Левой рукой, которая не пострадала, хватаю сковороду за ручку и бросаю в раковину. А поскольку в нее попадает вода, масло шипит, и белый пар поднимается от поверхности. Яйца, только что лежавшие на плите и ждавшие своей очереди, один за другим падают на пол и разбиваются.
Сажусь рядом с Малышом. Надо дух перевести и успокоиться, потому что приготовление яичницы может стать кошмаром. О, бедный мой глаз, бедный мой глаз. О, моя голова, моя голова! Бедный я, бедный и несчастный. Юрист, Поляк оказался в такой унизительной ситуации.
— Сейчас, Малыш, сейчас что-нибудь придумаем, но яичницы, похоже, не будет, — говорю я уверенным и энергичным тоном, чтобы дать сыну пример мужской выдержки и силы.
Смотрю на пол, где лежат разбитые яйца. Как же они ужасно выглядят! Надо немедленно их убрать, иначе белок растечется по всему полу.
— Малыш, подай-ка мне щетку. — Подхожу ближе и склоняюсь над разбитыми яйцами. Мне становится дурно.
Сгребаю их в совок щеткой. А они тянутся и размазываются. Испачкали совок, щетку и плитку на Полу. Какая гадость! Меня сейчас стошнит! Но я стараюсь держать себя в руках. Сохраняю спокойствие и достоинство. Делаю несколько глубоких вдохов. В конце концов, это всего лишь разбитые яйца! Беру две скорлупки. Держу в руке два разбитых яйца!
— Малыш, подай мне губку. — А самого ужасно тошнит.
Вытираю пол, бросаю губку в раковину, но смотреть туда не могу — рвота подступает. Снова сажусь. А Малыш — напротив. Отдыхаем вместе.
— Я есть хочу, — говорит он и смотрит на стол.
Знаю, знаю, что он есть хочет! Зачем без конца об этом напоминать! Я же не сижу без дела! Но чем его накормить? Отлично! Знаю!
— Малыш, а хочешь гуляш, который мама приготовила? — С радостью встаю и бегу к холодильнику. — Вкусный гуляш, с грибочками. Можем не разогревать. — Достаю кастрюлю, ставлю ее на стол, потому что уже побаиваюсь плиты — вдруг опять что-нибудь случится.
Малыш молчит. Идет за ложкой, приносит две — для себя и для меня. Умница. Но если бы девочка была, дочка, было бы проще и приятнее.
Неплохой гуляш. Малышу нравится. Едим с хлебом. Холодный гуляш так вкусно пахнет. Уплетаем за обе щеки.
Вкусно Майка готовит. Отменный у нее гуляш получился! Когда она переводами занималась, к моему приходу с работы такие ароматы в квартире витали! И в этом новом платье она так соблазнительно выглядит. Да и вообще она очень милая. Хотя и не вцепляется больше в мои волосы и не шепчет: «Павел, какой ты замечательный!» Как же у меня пальцы болят, ой как болят. Если бы она сейчас дома была, то поухаживала бы, посоветовала бы, что мне с глазом сделать, компресс бы приложила. А потом я бы лег. И где ее носит, почему рядом со мной нет? А пальцы горят, два больших пузыря на них вздулись, глаз болит и еще больше опухает. Почему она меня не ждет дома? Почему ее нет, когда она мне нужна? И даже дочку не хочет завести, а могла бы быть дочка! Дочка бы ждала и заботилась обо мне.
