Поздоровались, гостеприимный чойхонщик принес зеленый чай и лепешки.
— Интересно, сколько нам тут торчать? — спросил Родик, ни к кому не обращаясь.
— Такой ливень долго не продлится, — вступил в разговор чойхонщик, — но ехать дальше я вам не советую. Лучше переждите бурю и возвращайтесь в Айни, пока совсем не стемнело…
Настроение у Родика испортилось, и он против обыкновения не стал спорить, а, наоборот, легко отказался от дальнейшей поездки. Впоследствии он много думал об этом и пришел к выводу, что действовал не по собственной воле, а подчиняясь какой-то таинственной силе. Мистика? Может, и мистика, а может быть, просто усталость.
Вскоре дождь действительно прекратился и солнце осветило помещение чойхоны. Родик подумал, что принял неверное решение, но, наблюдая, как Сергей Викторович разворачивает машину, буксуя в глиняном месиве, понял: подниматься по такой дороге в горы невозможно.
Опасаясь где-нибудь застрять, они двинулись в сторону Айни. Где-то на полпути вновь заморосил дождь, теперь уже со снежной крупой, а когда въехали в город, пошел настоящий снег или мелкий град. Родику страшно захотелось в Душанбе, о чем он и сообщил Сергею Викторовичу.
— Боюсь, что в такую погоду нам на перевал не взобраться, — предположил Сергей Викторович. — Придется заночевать здесь.
На Родика напала полная апатия. Он смиренно налил себе стакан водки, выпил и развалился на заднем сиденье. Он даже не вышел из машины, когда Окса и Сергей Викторович договаривались о ночлеге.
Совершенно не удивила его и весть о том, что где-то произошел обвал и неизвестно когда расчистят дорогу. Он налил себе еще стакан, потом еще…
Все четыре дня, которые пришлось провести в Айни, Родик сидел в некоем подобии кафе и пил водку, хотя к концу второго дня дождь кончился и можно было занять себя осмотром достопримечательностей или просто погулять по городу. Окса находилась рядом и, по обыкновению, молчала. Сергей Викторович возился с машиной и следил за сообщениями с перевала. Движение открыли только в воскресенье, и ехать было мучительно нудно из-за огромного количества скопившегося в разных местах транспорта. Но Родик не переживал. В Душанбе он прибыл уставший и опустошенный, с плохими предчувствиями, однако очень спокойный.
ГЛАВА 14
Во всех живых болезнь свивает кров, не может смертный быть всегда здоров.
Ю. Баласагунский
Несмотря на усталость, Родик позвонил жене, которая, оказывается, страшно волновалась.
— Что случилось? — срывающимся голосом спросила она. — Мы тут все чуть с ума не сошли. Две недели от тебя никаких известий. С работы телефон оборвали. Я не знаю, что говорить. Юра Розенблат по два раза в день звонит. У него что-то очень важное и срочное. У меня целый список тех, кто ищет тебя, и я многих из них не знаю.
— Все в порядке. Просто я уезжал в другой город, а там связи нет, — соврал Родик. — Почему-то никто не паникует, когда я по нескольку месяцев на испытаниях, и мне запрещают звонить и писать… Не вижу ничего особенного. Прочитай мне, кто звонил.
Оказалось, что много раз его пытался найти сотрудник, занимающийся его заявлением по поводу американского посольства, звонили руководители организаций, изготавливающих опытные партии и внедряющие разработки кооператива, а также многие другие люди, не имеющие обыкновения беспокоить по пустякам. Очевидно, что дел накопилось много.
«Черт с ней, с конспирацией, — подумал Родик. — Надо всех обзвонить, выяснить, в чем проблемы. Наверное, настало время создавать в кооперативе систему управления, взять на работу хотя бы одного толкового зама».
Следующий звонок он сделал домой Абдужаллолу.
— Привет, пропащая душа, — услышал Родик бодрый голос. — Как дела — не спрашиваю. Судя по твоему хриплому голосу, ты получил полное представление о таджикской свадьбе.
— Лучше молчи. Я понял, что у меня прекрасное здоровье. Другой на моем месте, наверное, умер бы. К свадебным испытаниям мы еще добавили четыре дня под снегом на перевале. Чувствую себя ужасно.
— Я тебя предупреждал.
— Трудности закаляют человека и позволяют познать истинное предназначение. Накопал чего-нибудь по моей проблеме?
— Да, и очень существенно. Могу сказать, что среди отпечатков на сейфе мы нашли «пальчики» известного рецидивиста Сафарова. По месту прописки его не нашли. Мы на него выставили сторожевики. Пока по республике. Думаю, что со дня на день задержим. Есть его фото. Надо показать тебе и твоим сотрудникам. Человек он тертый — четыре судимости. Как он к тебе попал — не ясно, но версий, как ты понимаешь, много. Странно, что он не протер сейф. При его опыте это непростительно. Из других, не принадлежащих твоим сотрудникам «пальчиков» один нам тоже известен, но не по уголовной линии. Вероятно, был среди твоих «грузчиков», поскольку в Министерстве транспорта он вряд ли мог появиться. Не знай я всех обстоятельств дела, у тебя могли бы быть очень серьезные неприятности. Давай завтра в обед я к тебе заеду. Всех своих собери.
— Отлично, но только пить не будем. Я, по-моему, допился до аллергии — дышать тяжело и морда красная, как у алкаша. Кажется, я был пьянее водки.
— Ха-ха-ха! Это надо зафиксировать правительственной телеграммой Михаилу Сергеевичу в Кремль. Пусть внесут это в достижения сухого закона.
— Тебе бы все шутить. Я в гробу буду лежать, а ты анекдоты рассказывать. Друг называется.
— Размечтался… В гробу… Мы тебя по мусульманскому закону без гроба, сидя похороним, а то ты в гроб водки наберешь, нажрешься и сорвешь поминки.
— Кончай, Абдужаллол, ты, по-моему, в своем черном юморе перебрал. Пойду спать, а то завтра буду никакой. Оле огромный привет…
Ночью Родика мучили ужасные видения. Снилась жаркая пустыня. Жгучее солнце. Развалины с глубоким колодцем, из которого он пытался достать воду. Ведро все время поднималось пустым, хотя вода виднелась. Потом ее наконец удалось зачерпнуть, но в ведре плавали змеи. Родик проснулся в поту. Во рту все пересохло. Голова трещала. Стало ясно, что он заболел. Хотел разбудить Оксу и попросить принести воды и каких-нибудь таблеток, но, увидев, как она блаженно сопит, сам сходил на кухню. Попил прямо из-под крана, умыл разгоряченное лицо. Покопавшись в ящике с лекарствами, нашел анальгин и проглотил сразу две таблетки. Вернувшись в комнату, тихо устроился у окна, наблюдая за звездным небом и надеясь, что головная боль отступит. Вскоре полегчало, и он лег, стараясь заснуть.
Утром самочувствие было еще хуже, температура поднялась выше тридцати девяти, появились кашель и боль в груди.
Пересилив себя, Родик почти три часа говорил по телефону с Москвой, хотя кашель, практически непрерывный и какой-то лающий, мешал говорить. Как и предполагалось, набралось огромное количество вопросов, которые по телефону не решались. Нужны были наличные деньги, подписи, личное общение…
Юра Розенблат предлагал вклиниться во внешнеэкономическую деятельность, о чем Родик мог только мечтать, не имея ни связей за рубежом, ни опыта международной работы. Юра настаивал на поездке в Венесуэлу на Всемирную промышленную выставку. Можно было заработать валюту.
