Я стиснула зубы, услышав, как Эллис монотонно перечисляетнеобычные инструкции по моему устранению: стрелять только в голову, не менеетрех выстрелов и с расстояния минимум сто ярдов, никаких взрывов в машине,ядов, рукопашных схваток и контактов вблизи моей машины или дома. Эллис незнал, что я такое. Зато его наниматели явно имели представление — условия былислишком продуманны для случайных.
Я исписала более дюжины банкнот; пальцы на крошечной ручкесводило. Однако, учитывая альтернативу, жаловаться не приходилось. НаконецКости откинулся на пятки и спросил, есть ли еще что-то, о чем Эллис неупомянул.
— В последнем е-мэйле клиент выражал беспокойство ипередвигал сроки. Писал, что новые обстоятельства требуют немедленногорезультата. Оплата повышалась на двадцать процентов, если работа будетвыполнена сегодня. Я проследил от дома до ресторана — в сумятице легческрыться.
Мудак!
Кто-то срочно хотел моей смерти и знал, где я живу. А такихлюдей было немного. Меня охватило неприятное чувство.
Я и не ожидала, что мы сдадим его полиции. Однако скорость,с которой Кости притянул Эллиса к себе и впился ему в глотку, поразила. Я не впервый раз видела смерть от клыка, но впервые не пыталась вмешаться, а простосмотрела. Пульс у Эллиса сперва зачастил, потом замедлился и наконец замер.
— Это больно? — холодно поинтересовалась я, когдаКости выпустил труп, позволив ему упасть на землю.
Он вытер губы.
— Далеко не так больно, как он заслуживал, но у менянет времени.
Мягким движением, словно ласкал младенца, Кости провелпальцем вдоль царапины у меня на виске — пуля прошла вскользь.
— Проклятие, я чуть не потерял тебя, — прошепталон. — Я бы этого не вынес, Котенок.
Он крепко прижал меня к себе, и тут прорвалась замедленнаяреакция на страх смерти. Конечно, меня и прежде пытались убить. И не раз. Новыстрел издалека казался таким… подлым. Я задрожала.
— Замерзла? Дать мою куртку? — Он сталраздеваться, но я его остановила:
— Ты — теплый. Я никогда не чувствовала тебя такимтеплым.
Причина повышения его температуры лежала в десяти футах отнас, но мне было все равно. Я обнимала его и упивалась непривычным теплом.Потом дернула ворот рубахи, срывая пуговицы, чтобы щекой ощутить тепло егокожи.
— Не надо, Котенок, — напряженно проговорилКости. — Мне и без того трудно сдерживаться.
А я и не хотела, чтобы он сдерживался. В ресторане я была внаносекунде от царствия небесного. Однако же вот она — я, живая, невредимая, ине хочу больше тратить даром ни мгновения.
Я поцеловала его в ключицу, пожертвовав еще одной пуговицей,чтобы до нее добраться. Руки Кости напряглись у меня за спиной. Волнысдержанной силы, исходившие от него, возбуждали меня. Его кожа под моими губамисловно скрывала электрическое напряжение, молившее о свободе. Мой языквыстрелил наружу, проник ниже по его груди вдоль жесткой грудины. Кости резкозадрал мне голову и припал к моим губам. На его губах сохранился металлическийпривкус, но я не чувствовала отвращения. Нет, я целовала его, словно задумаласъесть; всасывала язык, раздирала на нем рубашку. Кости подхватил меня на рукии быстро прошел в конец автостоянки, туда, где тень была гуще. Что-то твердое икорявое коснулось моей спины, но я не обернулась посмотреть, что именно, быласлишком занята: гладила его теплую кожу под разорванной рубашкой. Один рывок —и платье у меня на груди разорвано. Губы Кости оставили горячий след от шеи кгруди, его клыки царапали кожу, наполняя меня блаженством. Сдавленный стонвырвался у меня, когда он стянул вниз мой лифчик и втянул губами сосок. Желаниесильно, почти до боли билось во мне.
Я протиснула руку между нашими плотно сомкнувшимися телами.У меня было единственное желание — сорвать с него штаны. Потом растаялипоследние мысли — его пальцы скользнули под одежду и проникли в меня. Я такпрогнулась назад, что ударилась головой о неизвестный предмет, на которыйопиралась спиной. Из меня рвались хриплые крики желания. Мое лоно сводилонаслаждением при каждом новом толчке, острота ощущений нарастала — пока егорука не исчезла, оставив меня с влагой и болью.
— Я не могу ждать, — яростно пробормотал Кости.
Если бы голос не отказался мне служить, я бы немедленносогласилась. Но моя способность издавать звуки целиком ушла на стоны отневероятного ощущения, вызванного его пальцами. Кости шевельнулся, я опятьуслышала, как рвется ткань, и вот он ворвался в меня, в самую глубину. В тот жемиг его губы захватили мои, заглушив вопль экстаза, когда меня наполнила еготвердая плоть. Потом пришла сладчайшая боль, когда он начал ритмично, почтигрубо двигаться во мне. В моем мозгу звучал повторяющийся быстрый напев:«Сильней-чаще-еще-да!» Больше я ни о чем не могла думать, вцепившись ногтямиему в спину в отчаянном желании прижаться еще крепче. Мои бедра лежали на рукахКости, крепко удерживавших меня, между тем как нечто твердое у меня за спинойраскачивалось вместе с нами. Его поцелуи, моя хватка и эта неизвестная подпоркавместе едва давали мне вздохнуть, но было не до того. Ничто не имело значения,кроме нарастающей страсти, от которой мои нервные окончания бешено сжимались иизвивались.
— Еще, еще, — вскрикивала я, но с губ, накрытыхего губами, срывался только невнятный вопль.
Кости, как видно, сумел перевести, потому что задвигался ещебыстрее, так что я уже не понимала, в сознании ли еще. Спазмы начали сотрясатьменя, прорываясь изнутри наружу, от невыносимого блаженства тело сводилисудороги. Я едва расслышала стон Кости сквозь грохот своего сердца и миг спустяощутила в себе влагу его семени.
Заговорить я смогла только через несколько минут:
— Меня что-то колет… в спину.
Я еще задыхалась. А Кости, конечно, нет — он вообще ненуждался в дыхании. Он отодвинул меня и взглянул на то, что мне мешало:
— Ветка.
Теперь и я оглянулась. Да, дерево. И прямо к нам протянуласьосновательно помятая ветка.
Мои ноги соскользнули с пояса Кости, и я вновь вернулась наземлю. Осмотрела свое платье — погибло безвозвратно! Не мне жаловаться — отрубашки Кости вообще остались одни лохмотья. Потом я запоздало огляделастоянку, проверяя, не устроили ли мы кому-нибудь бесплатное шоу. Слава богу,никого! Хорошо, что стоянка рано закрывалась и Кости выбрал дерево нанеосвещенной стороне.
— Хоть немного утолила многолетний голод, —пробормотала я, все еще упиваясь остатками звона в теле.
Кости целовал меня в шею. При этих словах он остановился.
— Многолетний? — тихо переспросил он.
Я почему-то вдруг смутилась. После такого стесняться уженечего, но вот, поди же. Одно дело — рисковать, что тебя застанут со спущеннымиштанами (буквально) в общественном месте в самый интересный момент. И совсемдругое — когда тебя ловят на целибате.
