— Все в порядке, я просто пытаюсь добраться до дома, — испуганно пролепетал Пин, молясь лишь о том, чтобы Юнона успела уже отойти достаточно далеко.
Прямо перед ним из тумана вынырнул отвратительного вида горбун, с лицом как у трупа, только что вырытого из могилы.
— Ага! — Горбун рассмеялся, обнажив пять зубов — три на верхней челюсти и два на нижней.
Помахав перед лицом руками и чуть-чуть разогнав туман, Пин увидел, что окружен тесным кольцом отчаянных уличных оборванцев, бандитов и попрошаек, которым терять в этой жизни нечего совершенно. Тела их были едва прикрыты драными клочьями и источали чудовищную вонь, лица были рябые от оспы, глубоко запавшие глаза сочились мутной влагой. Боже, как от них разит! И туман им сегодня помог.
— У меня ничего нет, — сказал Пин, выворачивая карманы.
— Ни гроша?! — зарычал раздосадованный горбун.
Пин покачал головой:
— Честное слово. Я оставил все в «Ловком пальчике» — ходил Чудище смотреть.
— Слыхал, Зик? — захихикал другой оборванец, столь же отвратного вида и такой же вонючий, обращаясь к горбатому. — Деточке нравятся чудища.
— Что ж, парень, считай, тебе повезло! — хмыкнул Зик. — Понимаешь, ведь очень обидно, когда о тебе судят по внешности. Бывает, снаружи урод, а внутри… — он замолчал и шагнул вперед, так что оказался едва не нос к носу с Пином, — …а внутри — еще уродливее!
Оборванцы теснее сомкнули свой круг, гримасничая, хохоча, истекая слюной. Пин попробовал вырваться, но тощие жилистые руки, словно тисками, сдавили ему запястья, лодыжки и плечи.
— Тащите добычу в берлогу! — рявкнул Зик. — Я проголодался!
— Стойте!
Мужской голос раздался у Зика из-за спины. Бродяги действительно остановились, однако, увидев, кого испугались, так и зашлись хриплым хохотом. Перед ними стоял незнакомец, довольно хлипкий на вид, да еще и опирающийся на трость. Его внешность окончательно лишила Пина надежды.
— Слушай, ты, увечный! — сказал Зик. — Отвали-ка отсюда, не то мы и тебя поджарим!
— Не смей поворачиваться ко мне спиной! — жестким голосом отвечал незнакомец.
— Это еще почему? Что ты мне сделаешь?
В этот момент что-то вдруг зажужжало, потом затрещало, и хромой без всякого предупреждения сделал резкий выпад и ткнул Зика своей палкой. Раздался громкий хлопок, в воздух взвился клубок дыма, и Зик, сложившись пополам, рухнул на землю. Прочие оборванцы мгновение постояли, не в силах двинуться с места и тупо глазея на своего вожака, а потом кинулись врассыпную. А секунду спустя и сам Зик, очнувшись, уполз, постанывая, куда-то в туман.
Пин трясся, как осиновый лист.
— Вы спасли мне жизнь, — сказал он незнакомцу.
— Не стоит благодарности, — отвечал тот.
— Чем же мне вас отблагодарить?
— Да ладно, забудь, — отвечал незнакомец. — Мне нужно на Мост. Хочешь, идем вместе?
— Ой, спасибо! — радостно воскликнул Пин. — Уж оттуда я точно найду дорогу домой.
— Кстати, здесь совсем близко. Наверное, ближе, чем ты думаешь, — сказал незнакомец. — Я знаю этот город как свои пять пальцев, так что туман не помеха. — И он решительно и целенаправленно заковылял, оставляя на снегу вереницу следов в виде дырок от кончика трости.
— Ага, я тоже считал, что хорошо знаю город, — сокрушенно промямлил Пин.
— Ты, кажется, ходил сегодня смотреть на Чудище, — сказал незнакомец, но не в тоне светской беседы, а скорее заявляя о том, что ему и так уже известно.
— Да, ходил, — подтвердил мальчик. — А откуда вы знаете?
Он решил, что, наверное, не расслышал ответа. Они быстро шли рядом, едва ли не в ногу; тишину ночного города разрывали хруст снега у них под ногами, странные стоны да громкие скрипы. Туман начинал понемногу рассеиваться, и Пин догадался, что яркие огоньки, маячившие вдали, не что иное, как фонари и окна таверны, стоявшей на Мосту через Фодус. Значит, они добрались до реки. Мальчик снова почувствовал себя в относительной безопасности.
— Теперь я знаю дорогу, — сказал Пин, и в голосе его отчетливо слышалось облегчение. Они стояли на берегу, спиной к реке. — Позвольте еще раз поблагодарить вас.
Он сделал шаг навстречу незнакомцу, чтобы пожать ему руку, как вдруг что-то случилось. Пин не сразу сообразил, что стоны смолкли. Они затихли так же внезапно, как начались, и казалось, от этого даже дышать стало легче.
— Слышите? — спросил он. — Стоны прекратились.
Однако незнакомец был слишком занят: он возился со своей тростью.
— Скажите, — с любопытством поинтересовался Пин, — а что это вы такое сделали? С помощью вашей трости?
Незнакомец поднял голову и сделал шаг навстречу мальчику. Пину подумалось, что, судя по запаху, мыться тот мог бы и чаще.
— Ну, — был ответ, — вообще-то, мне очень жаль, что ты это видел.
— Почему? — Пин начал вдруг сомневаться в своем чудесном спасении.
— Потому что это секрет.
— Не волнуйтесь, я сохраню ваш секрет, — сказал Пин и стал медленно пятиться — до тех пор, пока не уткнулся пятками в парапет набережной.
— О, в этом я не сомневаюсь.
Без малейшего предупреждения незнакомец вдруг подскочил к Пину и резко запихнул руку ему в карман.
— Эй! — возмутился мальчик, но ничего больше сказать не успел.
Он услышал жужжание, потом щелчок, а в следующее мгновение ощутил удар в грудь, за которым последовал спазм, словно от удара молнии. Он отскочил назад и перевалился через парапет. Потом понял, что падает. Время замедлило ход. До реки он летел очень долго.
«Фодус больше не пахнет», — понял Пин за мгновение до того, как мир рухнул и исчез.
ГЛАВА 27
Спасение
— Ну кинь катохку! — лепетал молодой парнишка, дергая Бьяга за рукав и семеня вслед за ним из таверны на улицу.
Бьяг покачал головой и попытался вырваться. Он сидел себе тихо в углу, никого не трогая и мирно потягивая пивко, как вдруг этот молодчик узнал в нем метателя картофеля и пристал как репей. Неподвижный холодный воздух, казалось, не оказывает на парня никакого отрезвляющего воздействия: тот был пьян почти в стельку, икал так, что едва не подпрыгивал, шатался, словно в шторм, но, вопреки закону тяготения, умудрялся оставаться на ногах.
— Я те покаху, как надо кидась!
Тяжело вздохнув, Бьяг обернулся, чтобы взглянуть в лицо человеку, который осмелился бросить ему вызов. Неужели судьба действительно так жестока? Порой Бьягу казалось, что кошмар, который ему довелось пережить в ту ужасную ночь на Кахир-Фаза, — сущий пустяк по сравнению с мукой, какую он всякий день терпит в этом проклятом городе, всякий раз, когда ему приходится метнуть очередную картофелину. С тяжким вздохом он засунул руку в карман и извлек оттуда крупную представительницу сорта «Красный гикори». Раздумывая, как поступить, он покатал картофелину в руках, чтобы с нее облезли остатки земли (без них она лучше летит).
