только наблюдал?
— Участвовал! Это он все и придумал.
— Какую роль играл Рейн Эрма?
— Он показал, где окно этой самой аптеки.
— Подсудимый Велло Вирма, Рейн Эрма был в тот вечер с вами?
— Конечно, а то как же.
— Пригласите свидетельницу Рийну Кулль.
Напротив стола, за которым сидят судьи, стоит кафедра, за ней дают показания свидетели. Рийна, несмотря на свой изможденный вид и бледность, прямо-таки болезненную бледность, вся какая-то просветленная и бесстрашная. Не обращая внимания на любопытные взгляды, она смотрит судье прямо в глаза.
Рийна явно знает, что говорить.
— Рейн Эрма участвовал в ограблении аптеки?
— Нет.
— Как вы можете утверждать это? Вас же там не было.
— Мы всю ночь были вместе.
— Вместе? Как это понимать?
— В постели, ну! — с каким-то отчаянием цинично заявляет Рийна.
По залу проносится шепоток.
Обвиняемые в полном недоумении смотрят на Рийну. Такого решительного и щекотливого заявления, да еще от этой безвольной слабохарактерной девчонки никто не ожидал. В компании ее держали в основном, чтобы было с кем потанцевать, над кем поизмываться (за эти ампулы она же на все согласна), ну и приберет в комнате, если надо. Своих настроений, желаний она никогда не высказывала, не было и такого, чтоб она кому-то в чем-то перечила. Единственное, что способно расшевелить ее, — это ампулы с морфином. За час-другой искусственного веселья и радости она готова на все.
А теперь перед ними новая, незнакомая Рийна, понять заявление которой трудно, почти невозможно.
Рейн хочет вскочить со своего места, но мать, вцепившись в руку, удерживает его. На лице матери светится облегчение. Эта девчонка дает ее сыну возможность выйти сухим из воды. Последнюю возможность! Нельзя ее упускать.
Судья обращается к Рейну:
— Рейн Эрма, что вы можете сказать в связи с показаниями Рийны Кулль?
Рейн поднимается. Мать смотрит на него снизу вверх, в глазах ее мольба, рот жадно хватает воздух, словно она задыхается. Еще есть надежда! Только бы он подтвердил слова этой девчонки!
Зал замирает в ожидании ответа.
Рейн не заставляет себя ждать. Глядя в глаза молодой судье с льняными волосами, он глухо произносит:
— Я был возле больницы.
Мать низко опускает голову. Все. Последняя надежда рухнула. Она готова сейчас сквозь землю провалиться, превратиться в песчинку, только бы стать незаметной.
Рийна, в отчаянии схватившись за голову, выбегает из зала суда. Она не слышит, как судья велит ей вернуться. Она не вернулась бы, если б и слышала. Почему Рейн не сказал: «Да, мы были вместе!» Почему, почему? Его же теперь могут посадить на скамью подсудимых. Почему он не подтвердил ее слов?
Рейн стоит, глядя перед собой. И вдруг — что за чудеса! — вместо молодой блондинки он видит перед собой в кресле-качалке с высокой спинкой Яна Ряммала. Он сидит с газетой на коленях и смотрит на Рейна.
Сейчас он выдаст что-нибудь смешное. Сейчас он переиначит фразу, придумает слово-перевертыш. Сейчас Рейн Эрма превратится в какого-нибудь Нейра Марэ…
Но нет. На сей раз дядя Ян вздыхает. Вздыхает и, покачивая головой, говорит:
— Ах вот как! Малыш-десятиклассник, бедняжка, у него с памятью совсем плохо стало!
Шуточки Яна сегодня раздражают Рейна. Ведь Рейн пришел к нему со своей бедой.
— Ничего с моей памятью не стало! — обижается Рейн. — Я хочу знать, что и как говорить на допросе.
Радостно всплеснув руками, Ян замечает:
— Так в чем же дело, если память в порядке! Значит, протокол допроса будет соответствовать действительности! Как говаривал мой отец, прутокол!
И опять Рейн видит светловолосую судью, ее пухлые щеки, руку, поправляющую прическу. Губы судьи шевелятся, и Рейн улавливает странный вопрос:
— Что же привлекло вас?
Что привлекательного может быть в преступлении?
Выходит, может, раз спрашивают. Раз об этом судья спрашивает! Любопытство?
Деньги?
Желание расплатиться с долгами?
Боязнь показаться хуже других?
Понравилось пить вино, танцевать при свечах, быть в этой компании своим парнем?
Всё вместе?
Или что-то одно?
Или разные причины?
Мать Рейна поднимает голову — кажется, вновь забрезжила надежда. Снова смотрит она на сына, умоляя его принять руку помощи, протянутую судьей. Чего же ты медлишь! Ничто тебя не привлекало. Тебя просто заставили! Заманили в темный парк… приставили нож к горлу… Показывай, где окно, не то плохо будет… Вот что надо отвечать!
Рейн, ну же, Рейн!
Но Рейн все молчит, не сводя глаз с молодой женщины, над головой которой высится спинка с гербом. Он не понимает смысла ее вопроса. При чем здесь все это? К тому же она и так наверняка прекрасно знает что к чему, ведь не первое такое дело ей приходится разбирать.
— Я спрашиваю еще раз: что привлекло вас?
На этот раз вопрос прозвучал совсем не сурово, конечно, судья спрашивает строгим голосом, но ощущается в нем и дружеское участие, побуждающее к откровенности… только ли к откровенности? Скорее, пожалуй, к анализу. Наверное. Если вдуматься, то прозвучало в этом вопросе даже скрытое обещание учесть все перечисленные причины. Учесть и простить. Простить грабеж? То, что дежурная медсестра целый месяц пролежала в больнице?
Рейн не отвечает. Одна мысль сменяет другую. Один вопрос приходит на смену другому.
Со скамьи подсудимых из-за барьера с насмешкой смотрит на него Ильмар. Он явно испытывает удовольствие, видя замешательство Рейна. На лице его как бы написано: «A-а, ты, похоже, и не собираешься за решетку! Ничего, уж мы побеспокоимся, чтоб и ты сел. С друзьями-то в тюрьме веселей…».
Мать Рейна не в состоянии терпеть его молчание. В совершеннейшем отчаянии она громко, на весь зал выкрикивает:
— Ему угрожали… Поймите! Приставили нож к горлу… Он стесняется сказать…
Рейн с жалостливой улыбкой смотрит сверху вниз на мать и кладет ей руку на плечо, успокаивая.
Потом он вновь переводит взгляд на судью и произносит:
— Никто мне не угрожал.
Последняя надежда рухнула. Мать Рейна не может сдержать плача. Если б кто сказал ей сейчас: это же счастье — и для него и для вас, что ваш сын не может пойти против правды, она бы едва ли поверила этим словам.
На лицах обвиняемых удивление, даже растерянность. У них в голове не укладывается, что Рейн не старается обелить себя, не пытается свалить свою вину на других, найти смягчающие обстоятельства. Толстый, постучав себя по голове, кивает в сторону Рейна и шепчет что-то Бизнесу. Тот неторопливо кивает в знак согласия.
Судья склоняется над бумагами и папками, лежащими на столе, забыв, что свидетель Рейн Эрма так и не ответил на
