огненных муравьев.
Корсар попытался улыбнуться, но у него получилась гримаса.
— Когда мы здесь закончим, — ответил он, слегка невнятно, — я отрежу тебе язык, раз уж ты его так любишь.
— Твоя мать тоже его любит, так что лучше не надо — ты только ее разочаруешь. — Лукан пожал плечами. — С другой стороны, ты вырос убийцей, вором и дерьмовым насильником, так что, думаю, она и так достаточно разочарована...
Корсар бросился на него со скоростью, которая была тем более впечатляющей, что всего несколько мгновений назад он стоял на коленях, содрогаясь всем телом от рвоты. Несмотря на стремительность нападения, Лукан был готов. Вместо того чтобы попытаться блокировать удар корсара, он стиснул зубы, бросился на пол и перекатился, используя инерцию. Он услышал общий вздох толпы, а затем услышал только шум крови в ушах, когда сильные руки корсара сомкнулись на его горле.
— Где теперь твои умные слова? — прошипел корсар, приблизив лицо к лицу Лукана так близко, что их носы практически соприкасались. Ярость сверкнула в его глазах, когда он усилил хватку. Лукан безнадежно цеплялся за руки мужчины, темнота стала наполнять края его зрения, пока, наконец, не осталось только оскаленное лицо корсара. Ну же, взмолился он, в глубине души задаваясь вопросом, не переоценил ли он эффективность службы безопасности Салазара. Слезы застилали ему глаза, паника усиливалась, когда он пытался дышать, но безуспешно. Давай, давай, давай...
Корсар вздрогнул, широко раскрыв глаза. Давление на шею Лукана ослабло, когда мужчина повалился набок, открыв взору двух охранников, одна из которых держала дубинку, которой, по-видимому, только что ударила корсара по черепу. Рядом с ними с серьезным видом стоял служитель.
— Заняло... ваше чертово... время, — прохрипел Лукан, хватая ртом воздух.
— Мои искренние извинения, сэр, — сказал служитель, пока другой охранник помогал Лукану подняться на ноги. — Как я уже объяснял ранее, мы здесь не терпим насилия — нападавший, конечно, будет дисквалифицирован. — Он кивнул охранникам, которые оттащили потерявшего сознание корсара под яростные оскорбления его товарищей, наблюдавших за происходящим. Одна из них перегнулась через бортик купальни и плюнула в Лукана, проведя пальцем поперек ее горла.
— Вы хотите продолжить, сэр? — спросил служащий. — Учитывая обстоятельства, если вы хотите уйти, я могу позаботиться о возврате вашего вступительного взноса.
— В этом нет необходимости, — ответил Лукан, морщась и потирая челюсть. Хотя, честно говоря, я бы не хотел ничего большего. Он поставил свой стул на место и сел обратно под одобрительные возгласы толпы. — Что ж, это мило, — сказал он, оглядывая стол. — Я предпочитаю, чтобы все было немного более интимно.
— Как и я, — промурлыкала Леди в Красном, поджав свои алые губки, и в ее глазах заплясали веселые искорки. Несмотря на свое ослабленное состояние — не говоря уже о том, что у него были гораздо более насущные проблемы, — Лукан испытывал трепет от того, как она смотрела на него. Эта застенчивая улыбка... При других обстоятельствах он, не теряя времени, предложил бы им немного побыть наедине в более уединенном месте.
— Ваша очередь, по-моему, — сказал он, возвращая ей улыбку.
— Да, — невозмутимо ответила она. — Так оно и есть.
Можешь ждать, сколько захочешь. Лукан, конечно, не спешил возвращаться к игре, но если Леди в Красном и прочла его мысли, то не обратила на них никакого внимания. Она что-то тихо напевала себе под нос, покачивая головой из стороны в сторону, как будто выбирала бутылку вина — красного вина, готов поспорить, — прежде чем прикоснуться к пирамиде.
Снова золото — и ее нижняя губа изогнулась, что могло означать удивление или разочарование. Или и то, и другое.
Наемница раздумывала над своим решением дольше. Лукан молчал — не было смысла пытаться вывести ее из себя, она была слишком хладнокровна для этого. Все, что он мог сделать, это надеяться, что она выберет синее и не сможет справиться с последствиями, хотя многочисленные шрамы, которые она получила, говорили о том, что ей не привыкать к боли. И все же, давайте посмотрим, сможет ли она вынести зрелище сороконожки, выползающей из ее руки. Он поморщился от этой мысли, ужас все еще был свеж в его памяти, и сморгнул ее. Он наблюдал, как наемница протянула руку, но тут же заколебалась, ее пальцы дрогнули прямо перед пирамидой. Синее, мысленно убеждал Лукан, как будто мог как-то повлиять на действия женщины. Выбери синее, выбери синее...
Наемница выбрала золото.
Дерьмо. Страх снова охватил Лукана, и ему потребовалась вся оставшаяся решимость, чтобы его подавить. Ни единого трепетания, сказал он себе, как часто говорил за игорными столами в Парве. Даже на мгновение ока. Мое лицо — маска...
— Вы боитесь.
Лукан поднял глаза и увидел, что Леди в Красном наблюдает за ним, и напряженность ее взгляда никак не сочеталась со страстной улыбкой на ее лице.
— Почему вы так говорите? — спросил он, стараясь казаться беспечным.
— Потому что вы изо всех сил стараетесь казаться спокойным. Но страх берет верх, так? Давит на вас. — В ее словах не было злобы, хотя простая честность задела Лукана гораздо сильнее, чем любая насмешка или оскорбление. Он хотел что-то ответить, но на этот раз не смог подобрать слов. Трудно спорить с правдой.
— Вас пугает вид синего свечения, — продолжила она. — Вы все еще видите его в своем воображении. Фаэронцы с презрением относились к синему цвету, вы знаете об этом?
— Нет, но я знаю о них много другого бесполезного дерьма. Возможно, мы могли бы как-нибудь обменяться впечатлениями.
Женщина поджала свои алые губы и наклонилась вперед, в глубине ее красных глаз мелькнуло веселье. «Возможно, — промурлыкала она. — Как только вы оправитесь от мучений, которые фаэронцы собираются вам причинить. Если вы оправитесь».
Она играет со мной в мою собственную игру. Лукан улыбнулся ей в ответ:
— Вы думаете, я не смогу с этим справиться?
— Я думаю, вам следует сдаться до того, как мы это выясним.
— Откровенно говоря, — ответил Лукан, не отводя от нее взгляда, — я бы не хотел ничего большего. Но необходимость обязывает. — И долг зовет. Глубоко вздохнув, он протянул руку и коснулся одной из ячеек в третьем ряду пирамиды.
Синее свечение заставило его сердце заледенеть.
Леди в Красном откинулась на спинку стула, все еще улыбаясь, но в ее глазах не было и следа сочувствия.
Лукан ахнул, когда правую руку внезапно словно погрузили в ледяную воду. Его охватил леденящий холод, кожа потрескалась и почернела. Он понял, что это обморожение, и
