в том числе в эти годы, когда проза жизни особенно коварна и готова снести многое, с чем человек считался всегда, что помогало ему оставаться на этой земле действительно человеком. Так чувствовать природу, как это умел Афанасий Фет, – дано не каждому, ибо это тоже талант.Покуда на груди земной Хотя с трудом дышать я буду, Весь трепет жизни молодой Мне будет внятен отовсюду.
Шедевры его лирики до сих пор удивляют и радуют, поскольку это слияние совершенства языка и души. Вот вам и «добродушный толстый офицер»!
Многие в его стихах улавливали мотивы импрессионизма, то есть когда художник выбирает из пейзажа то, что оказало на него наибольшее эмоциональное впечатление. Вот почему всегда жива аура тайны и чувственности над его строками. И, конечно, замечательным достоинством его лирики является необыкновенная её певучесть. Строки сами ложатся на ноты, и многие композиторы писали и пишут на его стихи песни и романсы. Не случайно сам Пётр Ильич Чайковский не обошёл эту тему стороной: «Можно сказать, что Фет в лучшие свои минуты выходит из пределов, указанных поэзии, и смело делает шаг в нашу область. Это не просто поэт, скорее, поэт-музыкант». «О, долго буду я в молчаньи ночи тайной», «Какое счастие: и ночь, и мы одни!..», «Сияла ночь. Луной был полон сад», «Давно в любви отрады мало», «В дымке-невидимке» и, конечно, «Я тебе ничего не скажу» и «На заре ты ее не буди», – вот лишь немногие из стихотворений Фета, положенные на музыку разными композиторами.
Я тебе ничего не скажу, Я тебя не встревожу ничуть, И о том, что я молча твержу, Не решусь ни за что намекнуть. Целый день спят ночные цветы, Но лишь солнце за рощу зайдет, Раскрываются тихо листы, И я слышу, как сердце цветёт. И в больную, усталую грудь Веет влагой ночной… Я дрожу, Я тебя не встревожу ничуть, Я тебе ничего не скажу.
П.И. Чайковский.
Художник Н.Д. Кузнецов
Удивительная пластичность языка, где ни одно слово не мешает другому и ни одна строка не «спотыкается» о другую, – это особенность великой русской поэзии, высокой культуры авторов, вечного стремления к совершенству не только в своих произведениях, но и в самой жизни.
Потому и природа у Фета максимально очеловечена, является как бы продолжением его лирического чувства-фантазии. Не случайно Чернышевский отмечал: «Кто не любит его, тот не имеет поэтического чувства». И если тургеневский Базаров считал, что «природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник», то для Фета природа – именно тот храм, где можно молиться и Богу, и Красоте, и Любви…
Природа и любовь придавали ему новые силы, в том числе и в почтенном возрасте. Так удивительная по накалу чувств поэзия сама становилась жизнью для автора, и земные законы не могли что-либо изменить. Вот некоторые из таких стихов: «Еще люблю, еще томлюсь…», «Нет, я не изменил…», «Люби меня! Как только твой покорный…». Большая часть из них была посвящена Марии Лазич, бесприданнице, которую Фет любил многие годы, в том числе и после трагического ухода её из жизни. При всём разнообразии судеб наших поэтов, в том числе их сердечных драм, история романа Афанасия Фета и Марии Лазич, а точнее, его финал, – что называется, кровь леденит.
Они встретились на Украине, когда молодой Фет служил в кирасирском полку. Она была старшей дочерью отставного кавалерийского генерала К. Лазича, причём отнюдь не писаной красавицей. Однако хорошее по тем временам образование выделяло её, и оказалось много тем, интересных для обоих. «Я ждал женщины, которая поймет меня, – и дождался её», – писал Афанасий своему другу Ивану Борисову. К тому же Мария уже читала его стихи, и всё это сближало их, питало вспыхнувшее взаимное чувство, торопило с судьбоносным решением. До обретения статуса дворянина было ещё не близко, и Фет просит о материальной помощи родных, но положительного ответа не получает. И тогда он вынужден объясниться на этот счёт с Марией… Обедневшая большая семья генерала не могла спасти положение, и все надежды Марии и Афанасия на личное счастье «сгорели ярким пламенем». Причём в самом прямом смысле этого выражения: случайно или нет, но от свечи загорелось платье Марии, а с ним и она сама… А Фета ещё много лет преследовали её прощальные слова о том, что без него для неё не может быть ни счастья, ни самой жизни…
Какое счастие: и ночь, и мы одни! Река – как зеркало и вся блестит звездами; А там-то… голову закинь-ка да взгляни: Какая глубина и чистота над нами! О, называй меня безумным! Назови Чем хочешь; в этот миг я разумом слабею И в сердце чувствую такой прилив любви, Что не могу молчать, не стану, не умею! Я болен, я влюблён; но, мучась и любя — О слушай! о пойми! – я страсти не скрываю, И я хочу сказать, что я люблю тебя — Тебя, одну тебя люблю я и желаю!
И – гораздо более позднее:
Где ты? Ужель, ошеломленный, Вокруг не видя ничего, Застывший, вьюгой убеленный, Стучусь у сердца твоего?..
То, что в своё время современные ему критики называли безыдейным щебетаньем о
