в ужасе прикрываю рот ладонью.
Господи боже, они что там, дерутся?!
Глава 38
Маша
Слова Александра всё ещё отдаются эхом в ушах.
«Не станет её — не будет проблем!»
Ох… получается, я для них — проблема?
Вспоминаю потного старого урода, что чуть не изнасиловал меня на той ужасной оргии, и мне становится дурно. Боже мой, неужели, они, и правда, просто отдадут меня ему, чтобы «разрулить» недопонимания с начальством?
В горле встаёт противный ком. Душат горькие слёзы!
Как же мерзко… Они со мной как с куском мяса обращаются! Попробовали меня вчера, получили что хотели! Попользовались, а теперь что? Выбросят? Отдадут следующим в очереди?
Меня трясёт. От этих мыслей становится дурно.
Мотаю головой, стараясь понять своё положение…
Ненавижу этих Медведевых! Всей душой ненавижу этих порочных, похотливых дьяволов! Но… наверное, если бы меня заставили выбирать между ними и… теми отвратительными животными, я бы предпочла остаться в этом доме!
Хотя… что же я такое говорю? Неужели, у меня стокгольмский синдром? Нет! Я бы предпочла, чтобы никто из них меня не трогал! Чтобы оставили в покое!
Боже… как я запуталась…
Слёзы катятся градом, когда я выхожу из спальни.
Мужчины уже явно врезали друг другу, потому что оба выглядят неважно.
У Миши скула наливается краской, а у Александра разбита губа.
Замираю перед ними, обнимая себя руками.
— Что?! — рычит Александр, окидывая меня диким дурным взглядом.
У меня просто нет сил снова кричать на них.
Крепче стискиваю зубы. Нижняя губа начинает дрожать. Я чувствую себя ужасно несчастной! Бессильной, беспомощной, опустошённой…
— Это… правда? — поднимаю на них полный слёз взгляд. — Вы… вы… — всхлипываю не сдерживаясь. — Вы хотите отдать меня… им?
Михаил выглядит растерянным, он быстро мотает головой, но отчего-то я всё время смотрю лишь в холодные глаза старшего брата.
Черты его лица острые, жёсткие. Сперва он выглядит максимально недоверчиво и враждебно. Но… чем дольше вглядывается в моё лицо, тем отчётливее меняется выражение его неприступного лица.
Тёмные глаза скользят по моей фигуре, отчего-то задерживаются на стелящихся по полу штанинах трико и чрезмерно объёмной мужской футболке…
Потом он внезапно моргает, и…
— Не реви, — тут же отводит взгляд, словно боится, что я могу увидеть в его глазах что-то запретное. Что он отчаянно пытается запрятать как можно дальше. — Я вспылил, — говорит, не глядя на меня.
— Не бойся, крошка, — перебивает его Миша. — Мы никому тебя не отдадим.
Чёрт бы меня побрал, но я не могу удержаться от благодарного:
— Спасибо…
Ну какое нафиг «спасибо», Солнцева?! Ты, вообще, в своём уме?! Благодаришь тех, кто тебя против воли в доме удерживает? Тех, кто, вообще, втянул тебя в эту заварушку?! Тех, кто попросит слишком многое за защиту…
— Врач сказал, тебе нужно больше отдыхать! — голос Саши звенит. Он будто злится на меня просто за одно моё присутствие.
— Ясно… — шепчу, опуская голову. Молчу несколько секунд, а потом меня озаряет внезапной надеждой. — А… врач ко мне больше не приедет? — спрашиваю, затаив дыхание.
— Приедет. Через три дня, — подбадривает меня Миша.
В моих глазах загорается искренняя радость.
Быть может, если приедет доктор, я смогу каким-то образом повлиять на своё положение? Может, если они услышат его врачебное заключение о моей невинности, они, наконец, поверят? Не знаю, что им сказала Алька, но их намёки прошлой ночью… были очень странными!
Задыхаясь, возвращаюсь обратно в комнату.
Так. План действий, кажется, ясен.
Вот только непонятно, как воплотить его в жизнь…
Как, чёрт возьми, продержаться и остаться девственницей до приезда врача будучи запертой в одном доме с этими вечно голодными хищниками?!
Глава 39
Александр
На следующий день
Наутро долго залипаю в душе. Сперва намыливаю тело до скрипа, потом опускаю взгляд на торчащий колом член. Сучка Маша виновата! Ходит тут по дому, задницей своей вертит, но не даёт. Притворяется больной, хотя я больше, чем уверен, с ней уже всё в полном порядке!
Бесит она. Дико бесит. И не только потому, что проблем от неё до хрена и больше. Но ещё и потому, что при одном взгляде в её небесные глаза, меня словно лучи солнечные озаряют… Как-то тепло сразу становится, и я размякаю. Расслабляюсь и перестаю держать оборону!
Вот и вчера тоже самое случилось. После звонка Рамзина я был сам не свой. В голове свербила одна логичная мысль — избавиться от девки как можно быстрее! В конце концов мы уже, итак, ей охрененную услугу оказали! Да ёбаный воз услуг, если быть точным! Ну а что? В камеру не посадили, хотя таблетки при ней нашли, это раз. Потом спасли её от Хлыщёва, это два! Даже не трахнули толком, так побаловались. Да и она удовольствие получила, хоть и выкобенивалась. Выхаживаем её уже третий день! Да и на царапину на тачке глаза закрыли…
Что-то эта шлюшка слишком дорого обходится. Теперь ещё и с Рамзиным разбираться. Карьера под угрозой. Он рвёт и мечет, убеждает выдать девку Хлыщёву, мол, тот сам с ней разберётся. Любой здравомыслящий человек на нашем месте отказался бы подставляться ради шлюхи…
Я уже было принял решение, но потом… Как увидел её в своей одежде, так сердце сжалось. Такой она была милой, нежной и беспомощной! Слишком длинные и объёмные трико подчёркивали хрупкость её тела… А эти глаза… они словно в самую душу глядели. Ясные, чистые. Глаза ребёнка…
Пипец меня пробрало. До костей, и даже глубже. До совести, которая, казалось, последние годы просто впала в спячку. Жизнь у меня такая, что часто приходилось совесть поглубже запихивать. Идти с ней на сделки. Будь отец жив, он бы этого не одобрил. Ну а я… мне надо было за младшим братом приглядывать. Много решений я принимал исключительно с
