а отдал приказ.
— Мы ударим ракетами по заслонам на дороге к порту. Часть из них будет с огнём. Как только они разорвутся и вызовут замешательство в стане врага, мощным ударом пробей их заслоны, перепрыгивайте баррикады, благо они невысокие, и прорывайся к порту, не встревая в бой. Далее обстреливай корабли с расстояния, просто не давая им слаженно работать и уйти. Откроют огонь с кораблей, уходи, — приказал я и сразу же дал указания готовить десять ракет.
Уже через шесть минут наши боеприпасы полетели в сторону устроивших примитивные баррикады французов. Ракеты, даже наши, которые, смею надеяться, лучше всего того, чем могли бы похвастаться потенциальные и реальные противники, это не оружие прорыва. Не хватает им для этого мощности. Но это точно тот фактор, который заставит солдат спрятаться, убрать ружьё, присесть, лечь — не важно, главное, чтобы только не было слаженного залпового огня по приближающейся лавине персов.
Отряд Али-хана был настолько универсальным, насколько могла быть разносторонней конница. Все его всадники были вооружены короткими ружьями, французскими карабинами, были у них сабли и по паре пистолетов, пики. Зря я грешил на персидского шаха, что прислал столько мало людей. Снарядить подобный отряд, где ещё и каждый имел заводного коня, это взамен можно было вооружить три рядовых полка улан или даже кирасир.
Ракеты сделали своё дело — временно деморализовали противника. Конница уже брала разгон, а мы подгоняли ближе фургоны и быстро их изготавливали. Готовились вступить в работу и стрелки, что они и сделали, как только союзники, прорвав оборону, просто устремились в порт, лишь походя кого-то из французов заколов пикой.
Снова выстрелы, разряжаются десять корронад, снова кровь и бешенный адреналин. Одним залпом, может, и две сотни вражин уложили или ранили. Вот сейчас нужно было идти в штыковую, я это видел, я чувствовал, что так нужно. Такая атака позволит выбить деморализованного и растерянного врага. В противном случае они начнут прятаться за баррикадами, кооперироваться для выстрелов, и время утечёт. Корабли уйдут или отойдут и начнут бомбардировать город и нас в нём.
— Пушки залп и в атаку! — прокричал я, и мой приказ продублировали.
Карронады спешно перезаряжали. Да, врага ещё много, но теперь после очередного выстрела можно не надеяться на победу, можно быть в ней уверенным.
— Бах-ба-бах! — полетела картечь в сторону врага, частью круша баррикады, частью впиваясь в человеческую плоть.
— В атаку! — прокричал я, извлёк саблю, взял в левую руку револьвер и, под участившийся стук сердца, побежал в рукопашную.
Мы отрабатывали штыковой бой, при котором не все бежали драться на холодном оружии, а оставался десяток лучших стрелков, которые должны были отстреливать с расстояния наиболее ретивых врагов или же офицеров.
Выстрел! Высунувший голову из-за перевёрнутой телеги солдат-республиканец спрятался обратно. Я промазал, но и мой выстрел не был бесполезным. Солдат спрятался, и тем самым временно он мне не опасен.
Выстрел! Выстрел! Один мимо, но следующим выстрелом я поразил какого-то офицера. Кажется, у французов они зовутся су-лейтенантами. Стреляю ещё раз и запрыгиваю на брёвна, небрежно набросанные на одном из участков баррикады. «Вжух», — просвистела у шеи шпага какого-то офицера. Насилу увернулся, спасла реакция.
Вот и пришёл тот час, когда нужно было бы проявить своё мастерство фехтовальщика. К чёрту! Выстрел! И голова неприятельского офицера обагряется кровью, которая начинает вытекать из отверстия в черепе от пулевого ранения.
Выстрел! Выстрел! Сразу две пули устремляются в сторону летящего на меня какого-то слишком уж крупного француза. Признаюсь, чуть струхнул из-за таких габаритов врага. Время, чтобы перезарядить новый барабан, нет, и я вкладываю револьвер в нагрудную кобуру. Зря это делаю, остатки дыма от сгоревших пороховых газов и жар от раскалённого ствола впиваются мне в лицо, и приходится зажмурить глаза. Недоработка.
Открываю глаза и успеваю отвести удар штыком. Француз чуть заваливается по инерции движения вперёд, и я наотмашь рублю его по спине. Уже краем зрения замечаю, что прорубил француза до позвоночника. А впереди ещё трое. Трое! Где же мои воины, что должны рубиться рядом, такое ощущение, что я один тут на баррикадах.
— Всис! Свис! — слышу свист пролетающих мимо пуль.
Это мои стрелки стреляют. Но как они это делают! Пули совсем рядышком. Но раз я их слышал, то точно не мои. Они для тех троих, что напирали ранее. Двое убиты, одного рублю саблей, вроде бы по ключице попал. Некогда думать. Вперёд!
— Ура! — вырвалось у меня, но сразу же клич был поддержан другими.
Это правильно, это нужно, чтобы услышать, понять, что ты не один, что идёт бой, и твои товарищи рядом, они бьют врага. И мне показалось, или нас стало больше? Так и есть. Успев обернуться, я увидел зелёные мундиры егерей. Вот теперь повоюем!
Осмотр поля боя чуть не дался мне боком, в который устремилась вражеская шпага. Отвожу очередной выпад француза, который не слишком умело хотел достать меня клинком. Сабля против шпаги… Это классическое дерби, противостояние, в котором сложно найти безоговорочного победителя. Я отвёл удар. Моя сабля тяжелее, чем шпага француза, он чуть просадил свой хват клинка и поплатился за это моим рубящим ударом по голове. Минус ещё один.
Впереди солдат с ружьём и примкнутым к нему штыком. Ухожу от укола, еле сдерживаю равновесие, чуть ли не наугад машу вслед врагу саблей. Удар, и происходит похожая ситуация с той, что уже была вначале рукопашного боя, спина солдата распорота. Нет, так, как учат бить штыком в суворовской армии, ещё нигде не умеют, куда там этому французу.
Вдруг всё стало тихо, ну, или почти тихо. Вдали раздавались выстрелы, иные звуки борьбы, но всё затихало, а у нас открылся пусть к пристаням.
Шли с опаской, ждали выстрелов из-за укрытий, но, нет. Персы уже вязали тех немногих французов, которые оставались в порту. Конница прорвалась через баррикады и, как я и приказывал, стала обстреливать из своих карабинов корабли. Один фрегат уже даже расправил паруса и, наверно, мог бы удрать, но что-то пошло не так. Не так у них было и с выстрелами из корабельных орудий. Наверняка многие матросы и офицеры не успели на корабли после начала штурма города.
Ещё раз пришлось ударить из карронад в сторону фрегатов и линкора, так, для острастки, чтобы все четыре корабля, что стояли в гавани, начали сдаваться. Это были венецианцы, и, видимо, у них не хватило мотивации для сопротивления. Через ещё минут двадцать я
