галерею? Думаешь, это простое совпадение?
Я смотрю на него, завороженная его пылом.
– Нет.
Он молчит, пока я не срываюсь.
– И почему же ты здесь?
– А сама как думаешь?
– Ты меня преследуешь?
Крю заходится хриплым невеселым смехом, который стихает так же быстро, как начался.
– Нет.
А кажется, что так, хотя я не говорю об этом вслух.
– Ты говорил, что будешь следить за мной после того, что я… видела.
– Это был просто предлог.
– Тогда почему? Я не понимаю. Во мне нет ничего особенного. – Заметив изумленное выражение его лица, я продолжаю: – Нет, правда. Я наивная, не знаю жизни, и в школе все высмеивают меня за убеждения. Люди не любят, когда их смущают.
– Ты думаешь, что смущаешь окружающих?
Я киваю.
– Я это знаю. Им не нравится мое кольцо и стоящее за ним значение. – Я поднимаю руку, чтобы он его увидел. Дурацкое кольцо, которое все больше и больше начинает казаться бременем, особенно после того, чем я занималась вчера ночью.
От воспоминаний меня охватывает чувство стыда.
– Я думаю, что ты смелая.
– Или глупая.
– Не глупая, Пташка. Ты точно не глупая.
– Ты когда-нибудь чувствуешь себя загнанным в угол? Словно от тебя постоянно чего-то ожидают, порой того, что ты даже не хочешь делать. Окружающие тоже ждут от тебя определенного поведения. Никогда не дают возможности справляться самостоятельно. Будто думают, что ты ни на что не способен. – Я поджимаю губы, задумавшись вдруг, не сболтнула ли лишнего.
– Постоянно, – манерно тянет он. – Я младший ребенок в семье, поэтому отец хочет держать меня на коротком поводке.
– Мой делает то же самое, потому что я единственный ребенок.
– При этом он почти меня не замечает. Чаще всего мне вообще кажется, что он забыл о моем существовании, – продолжает Крю.
– Хотелось бы мне, чтобы мой иногда обо мне забывал. – У меня вырывается вздох. – Я даже не знаю, каково это – быть независимой.
– Думаю, именно такой ты и стараешься сейчас быть, – говорит он.
Его слова дарят мне надежду.
– Ты действительно так считаешь?
– Безусловно. Ты сильнее, чем думаешь. Тебе лишь нужно расправить крылья и наконец взлететь. – Крю накрывает мою ладонь своей, водя большим пальцем по костяшкам, и под его прикосновениями вспыхивают искры. – Когда у тебя день рождения?
– В Рождество, – признаюсь я.
– Значит, скоро. – Он не убирает руку, и мне это нравится. Нравится его властное прикосновение, нравится, как он рассматривает меня. – Планируешь что-то особенное?
– Собиралась на следующий день устроить вечеринку, – отвечаю я.
– Где?
– В квартире моих родителей. Но не знаю. – Я пожимаю плечами. – Друзей у меня нет.
– Нет, есть.
– Все они не настоящие.
Он медлит мгновение, и я воспринимаю его молчание как согласие. Но потом он говорит:
– Я твой друг.
До этого момента я бы ни за что не назвала Крю Ланкастера своим другом.
– Правда? – спрашиваю я еле слышно.
– Я буду тем, кем ты захочешь. – Он переплетает наши пальцы и, подняв сцепленные ладони, подносит их к губам, а потом мягко целует костяшки моих пальцев.
Я ощущаю, как это прикосновение проникает в мою душу, поселяясь глубоко внутри. Подаюсь вперед, разомкнув губы, во рту пересыхает, и я жалею, что не могу выразить словами, какие чувства он во мне пробуждает.
Будто нет ничего невозможного.
– Ты должна устроить вечеринку, – говорит Крю.
Убрав руку, я откидываюсь на спинку стула.
– Не думаю. Наверное, отменю ее.
– Может, тогда позволишь мне куда-нибудь тебя пригласить в твой день рождения? – Крю снова накрывает мою ладонь своей, словно не может перестать ко мне прикасаться.
Почему он так добр ко мне? Почему ему вдруг стало не все равно? Такое впечатление, будто он знает, чем я занималась вчера ночью. Ласкала себя, думая о нем, а теперь он здесь, и мне непонятна перемена в его настроении.
Я задаюсь вопросом, нет ли у него скрытых мотивов…
– Ты хочешь сводить меня куда-нибудь в мой день рождения? Почему? – Голос срывается, и я поджимаю губы.
Нас прерывает официантка, и Крю отпускает мою руку. Я кладу ее на колени и крепко сжимаю ладони. Волнение одолевает меня, пока официантка перечисляет несколько фирменных блюд, а я суматошно просматриваю позиции меню.
– Что желаете? – щебечет она, обращаясь ко мне.
Немного растерявшись, я прошу салат, а Крю, бросив на меня изумленный взгляд, заказывает чизбургер и картошку фри.
От мысли о бургере у меня сводит живот, и я сразу жалею о своем выборе, но не стану его менять.
Ни за что не смогу съесть перед ним бургер и картошку фри.
После ухода официантки разговор становится непринужденным. Мы говорим о школе. Искусстве. О том, где побывали и что видели. Крю рассказывает мне о своих братьях. О сестре. А я ему – о своих родителях, но не вдаюсь в подробности. Не хочу, чтобы он знал, что в последнее время наши отношения будто бы дали трещину. Мне не нравится, какие это вызывает чувства.
Когда наконец приносят еду, я уже умираю с голоду и разочарованно смотрю на свой салат, а от доносящегося аромата блюд Крю в животе начинает урчать. Он подносит бургер ко рту и откусывает щедрый кусок, а я не могу отвести взгляда от его губ. Смотрю, как он жует. Глотает. Берет пару кусочков картошки, макает их в кетчуп, а потом отправляет в рот.
Я тычу вилкой в салат, будто пытаюсь прикончить капусту, набираю немного и ем, испытывая досаду и жалея, что в нем нет даже кусочков курицы. Это хорошо, но наверняка через час я опять проголодаюсь.
– Ты так смотришь, будто хочешь стащить у меня бургер, – в какой-то момент весело замечает Крю.
– Выглядит вкусно, – говорю я.
– Почему себе не заказала? – Он откусывает еще кусок.
– Я редко ем красное мясо, – признаюсь я, и это правда.
– Почему? – Он прищуривается. – Ты же не считаешь себя толстой?
Я мотаю головой. Пожимаю плечами.
– Возможно? Не знаю. Мне нужно следить за весом.
– У тебя большая грудь, Пташка. Вот что. И красивая задница. – Крю так легко отпускает пошлые комплементы, что я краснею.
– Слишком большая, – тихо говорю я, быстро глянув на свою грудь.
– Нет, уж точно не слишком. – Он пристально смотрит на нее, а потом моргает, словно вырываясь из транса. Крю протягивает мне бургер. – Хочешь укусить?
Мне безумно хочется попробовать. Я киваю. Крю угощает меня, поднеся бургер к моему рту, и я вонзаюсь в него зубами. Как только вкусы взрываются на языке, я издаю стон и, медленно, с наслаждением прожевав, наконец глотаю.
Крю не сводит
