ты заболеешь? Нет, нет, нет. Мы не можем так рисковать. Множить пустое множество? В смысле множество странностей и непонятностей? Не доступных пониманию? Нет, нет, и еще раз – нет!
– Фил, ты же сам сказал – обратный отсчет…
Друзья изумленно посмотрели друг на друга. Но Филипп твердо сказал:
– Нет, Марат, я этого не допущу.
Филипп только за полночь добрался до отделения. На пороге стояла Зоя.
– Ты – сущность, – ткнул в нее пальцем Филипп, взял за руку и повел за собой.
Глава 8
После холодных проливных дождей наступила удушающая жара. Нет чтобы комфортное тепло ласковое.
«Работать!» – приказал себе Филипп.
Николай Николаевич смотрел телевизор. Обернулся, когда Филипп вошел в палату, помахал рукой, снова углубился в созерцание – на экране как раз рассказывали про здоровье. Ник Ник обжился и привык. Уже не спрашивал, когда за ним приедут, почему его не ищут. Может быть, ему здесь лучше, чем дома? А может быть, и так же. А может быть, уже и все равно – где он. Смирился и нет сил сопротивляться – ни старости, ни обстоятельствам.
Людмила Заворотова постепенно приходила в себя – еще бы, антидепрессанты, которые ей давали, не оставляли ни одного шанса возвращению суицидальных мыслей.
– А вы знаете, Людмила, – признался Филипп, – я ведь когда-то стоял на краю платформы. Девушка, которую я ждал, не пришла – прислала подругу сказать: «Ника не придет. К ней приехал ее парень». Мы в метро договаривались встретиться. И вот я подхожу к краю платформы, идет поезд… рельсы тянут к себе, тянут…
– Что вас остановило? – вопрос прозвучал глухо.
– Не знаю, честно. Но состояние было такое… Наверное, я все же понял, что надо подождать с решением. Так что я вас понимаю.
– Правда?
– Правда, – сказал Филипп и отвернулся к окну.
Ни дуновения ветерка, ни единого движения – воздух замер, молча, покорно плавился на солнце. А Филиппу увиделось: ветер гнет деревья, они поскрипывают, шелестят листвой, уже прожившей все лето, уже накопившей жизненных соков, уже готовой сорваться, закружиться в последнем танце, превратиться в тлен. Но перед этим будет еще яркий фейерверк осени – золото и медь взорвут монотонную зелень.
– Ладно, – Филипп освободился от воспоминаний, – еще зайду сегодня. А вы читайте что-нибудь повеселее. Детективчик какой-нибудь смешной.
– Уже, – улыбнулась Людмила и показала пеструю обложку.
Алкоголик Вениамин балдел под капельницей, раскинул руки, прикрыл глаза и изредка постанывал.
«Вот где бессмысленное существование – шаманы водку пьют, грибы едят – так хоть с пользой. Наверное, с пользой изменяют свое сознание, входят в транс, людям помогают, с духами общаются. Да, беда и несчастье – алкоголь, бессмысленный, беспощадный. Но выпить все же иногда хочется. Невозможно все время быть трезвым».
Агния, как и все в отделении, была удручена и встревожена смертью доктора Шумейко.
– Я хочу хоть как-то быть полезной. Но не могу настроиться. Все думаю о хирурге. Почему я не могу видеть, кто его убил? Почему я не вижу, где родственники Ник Ника? Почему? Почему я вижу одно – то, что, может быть, и несущественно для меня, и не вижу другое, что важно и нужно?
– Вас Марат о Шумейко спрашивал? – насторожился Филипп.
– Я сама думаю: почему? – уклонилась от ответа Агния. – Почему я вижу одно и не вижу другое?
«В этом отличие профессионала от любителя, – подумал Филипп, – в нестабильности результата». Вспомнил шамана Севу и то, какой ценой он стал полезен людям, – замахал руками: не надо, не надо…
Филипп все же решился рассказать пациентке Прохоровой о существовании Евдокии Носовой и Елизаветы Овчинниковой. Нелегко ему это далось, после долгих колебаний и сомнений. Но, может быть, Агния все же прояснит вопрос с тремя камнями? Да и непонятно, сколько их было-то, камней этих? Агния слушала затаив дыхание.
– Как видите, везде фигурируют красный камень и место силы. Это общее в этих историях болезни. В этих непонятных историях болезни. Я бы даже сказал, в этих непонятных состояниях сознания. Не думаю, что это случайность, – подытожил доктор Воздвиженский.
Агния потрясенно молчала. Филипп уже сто раз пожалел, что решился на этот разговор: «Травмирующая информация, крайне травмирующая…» Но Агния вдруг встрепенулась радостно:
– Если ясны причины – значит, есть и выход! Правда, доктор?
Филипп облегченно вздохнул:
– Конечно! Я поэтому вам все это и рассказываю. Мне кажется, вы должны знать. Все пациентки выздоровели. То есть избавились от этого наваждения, я бы так сказал.
Филипп, разумеется, не упомянул о том, что Лиза Овчинникова умерла, не дождавшись избавления от недуга. Зачем об этом говорить?
– Вы считаете, что в этом повинны красный камень и некое место силы? – робко спросила Агния. – Но, может быть, мы читали одни и те же книжки, например? Наше воображение настроилось на одни и те же сюжеты…
– Исключено. Представляете, сколько людей читали одни и те же книжки?
– Но мест силы тоже очень много…
– Красный камень – один. Тот камень, который вы считали пластмассой, – не пластмасса. Это настоящий рубин старинной огранки.
– Удивительно! – Агния не двинулась с места, и слова прозвучали ровно – без всяких эмоций.
– Агния, помните, вы мне рассказывали о диадеме?
– Конечно, помню. В ней было три камня.
– Расскажите о ней еще раз.
Агния сосредоточилась, глядя в одну точку, как всегда, когда говорила о своих видениях.
– Я видела большой зал. На стенах гобелены. Сцены охоты и боев. Много людей в зале. Это – придворные. Да. В зал входит женщина. Очень широкая юбка – кринолин, высокий кружевной воротник. На голове у женщины диадема. Красные камни. Три красных камня.
– Три красных камня?
– Да.
– Вы узнаете какой-нибудь из них?
– Да, один. Тот, что слева. Это тот самый камень.
– Как он может быть один и тот же? И камень из Индии, и камень из глухого леса России, и из Италии?..
– Не знаю, но
