трепета перед нашим прошлым, но, даже понимая, сколько всего преодолела община, он, по-видимому, недооценивал силу своей паствы. Черные церкви в Монтгомери были не просто местами молитвы – в них сосредоточивалась коллективная гражданская воля, складывалось воедино все наше недовольство. Маму иногда утомляла риторика о важности общей цели и присущий ей пафос. Собственно, поэтому мы и перестали бывать здесь.
Пастор на высокой ноте завершил проповедь, и мама, наклонившись ко мне, прошептала:
– Сколько он уже у нас служит?
– Три года, по-моему.
– Даю ему еще два.
Она сидела, сложив руки на коленях и сжимая кружевной носовой платок. В этих стенах мама находила стабильность, спокойствие. Как и занятия живописью, церковь помогала ей обрести почву под ногами.
На дальнем краю скамьи, между двумя ерзающими детьми, сидела жена пастора. Мама кивнула ей, та кивнула в ответ. К трибуне взошла одна из старейших прихожанок, миссис Купер. Она встала у фортепиано и обратилась к собравшимся:
– Сегодня я вижу здесь Джун Таунсенд и ее дочь. Мы рады, что вы пришли. Прошу всех встать.
Миссис Купер была пожилой столько, сколько я себя помню. Она всегда сидела в ряду матушек[28], в белом чепце, и покачивалась взад-вперед в религиозном порыве. Как-то в детстве мы с Таем расхохотались, когда она что-то сказала об отпускниках университета. Миссис Купер замолчала посередине фразы и взглянула на балкон, где сидели мы. Выражение ее лица сулило нам порку, хотя старушка была нам такой же близкой родней, как Адам и Ева. Взгляда миссис Купер всегда хватало, чтобы усмирить неугомонных детей.
Мне бы хотелось узнать, ходил ли Тай в церковь, искал ли здесь утешения после произошедшего. Здесь, в кругу приходской семьи, я чувствовала, будто эти терзания разделяем мы все. Если бы я осталась тут, вверив себя любви матушек вроде миссис Купер, то, пожалуй, сумела бы выстоять.
Придя с мамой в церковь, я могла на время забыть, что девочки сидят в квартире с бабушкой, оправляясь от операции, которую никто не должен был проводить. Я слушала музыку, подпевала гимнам и утешала себя мыслью, что Господь дает нам лишь посильные испытания. В то первое воскресенье, после которого мы с мамой снова начали посещать церковь, меня охватило чувство покоя. Вот бы оно сохранялось вечно…
* * *
По настоянию мистера и миссис Ралси я продолжала ходить на работу. Нам с Алишей велели притворяться, что ничего не случилось, до тех пор, пока не подадут исковое заявление и дело не получит огласку. Все медсестры уже знали про стерилизацию девочек, но о предстоящем процессе не подозревали. Еще пару недель назад мы поделились с ними опасениями по поводу «Депо» и надеялись, что они сами примут правильное решение. Я боялась, что наши действия приведут к другим стерилизациям, но считала, что мы обязаны пойти на риск. Мы с Алишей старались внимательно следить за медкартами до того, как они попадали в шкафчик. Ралси просили нас вести себя тихо, а значит, ситуация была шаткая. Не возникало сомнений, что рано или поздно миссис Сигер непременно стерилизует кого-то еще. Когда в ту пятницу она вызвала меня к себе в кабинет, я приготовилась к худшему. Похоже, мы были по уши в дерьме.
Миссис Сигер сидела, откинувшись на спинку кресла.
– Итак, спустя несколько месяцев вы по-прежнему думаете, что вам подходит эта работа?
Мне хотелось заорать на нее, сказать, что сотворить такое с девочками могло только бессердечное чудовище, что нет, черт возьми, эта работа мне не подходит. Если бы не просьба Ралси, я бы вообще больше не появилась в клинике. Они надеялись, что мы с Алишей сможем вмешаться, если заметим что-то подозрительное.
Вместо того чтобы закричать, я глубоко вдохнула и собрала волю в кулак.
– Миссис Сигер, в Таскиги я принадлежала к пяти процентам лучших на потоке студентов. Блестяще сдала экзамены и была председателем студенческого союза медсестер. Неделями готовилась к собеседованию в клинике. Как можно задавать мне этот вопрос?
– Сивил.
– В моей семье ценится скромность, и я никогда не скажу этого при остальных сотрудницах, но я с уверенностью могу назвать себя одной из лучших медсестер клиники.
– Вы относитесь к работе небрежно.
– Пациенткам я вроде бы нравлюсь. Разве не это важнее всего?
– Ваш руководитель – я, так что ответ на вопрос: нет. – Она издала какой-то горловой звук.
– Женщины, которые сюда приходят, не могут обойтись без нашей помощи, и они заслуживают уважительного обращения. И я уважаю их, такова была моя клятва. – Я буду помнить, что лечу не температуру и не злокачественную опухоль, а человека, чья болезнь может повлиять на его семью и финансовое положение. Давно заученные слова крутились у меня в голове.
Миссис Сигер забарабанила пальцами по столу. Я ждала, что будет дальше.
– Вы наверняка знаете, что сестры Уильямс были хирургически стерилизованы, – сказала она.
– Да. – Я старалась говорить спокойно и твердо.
– Их законные представители дали согласие.
– Девочки ни разу не были беременны. Они еще даже не занимаются сексом.
– Откуда вам знать?
– Я их спрашивала. А вы пытались спросить?
– В их новом комплексе полно мальчиков. Это была ваша идея – переселить их на другой конец города, так что вините только себя.
Я заморгала. Каким-то образом миссис Сигер выяснила, что я имею отношение к переезду Уильямсов в Дикси-корт.
– Сивил, вы думаете, я не вижу, что происходит у меня под носом?
Я ошеломленно молчала. О том, что часть медсестер перестала колоть «Депо», она тоже знает? Сделают ли нам выговор?
– Я помогла Уильямсам переехать, потому что они жили в хлеву.
– Раньше им нужно было потрудиться, чтобы отыскать мальчиков, теперь же, из-за вас, те на каждом шагу. Думаете, эта отсталая девочка смогла бы растить ребенка? А их отца вы учли?
Я затрясла головой, стараясь подавить гнев.
– Она не отсталая. И при чем тут отец?
Миссис Сигер прищурилась:
– Я повидала таких, как он.
Когда до меня дошло, что она имеет в виду, я взорвалась.
– Да вы стерилизовали двух невинных детей!
– Законные представители подписали согласие! – Она хлопнула ладонью по столу.
Я обвела взглядом ее кабинет, полупустые стеллажи. Мне невольно пришел на ум беспорядок в кабинете у папы, полки, забитые медицинскими журналами, сборниками стихов и записными книжками. Здесь, у миссис Сигер, я не увидела ни одной книги, только безделушки, сувениры, коллекцию миниатюрных фарфоровых кукол – всякую ерунду, которую люди собирают неизвестно зачем. Папа однажды сравнил подобные полки с фортепиано, служащим в доме подставкой для фотографий.
– Не могу сказать, что удивлена нарушением субординации. Я с самого начала ожидала от вас
