еще я хорошо знаю вашего сына, - облокотившись о стойку, Джеффри подмигнул старушке. - Не забывайте, кто простил угон телеги.
Секретарша вздохнула.
- Ладно, - она направилась к деревянному стеллажу. - Но только в порядке исключения.
Она приняла мое заявление поставила печать и снабдила пометкой «вне очереди».
– Значит, будет суд? – спросила я, когда мы вышли на улицу.
Солнце светило в полную мощь, и в его лучах глаза Джеффри казались светлее и ярче.
– Вас это пугает?
– Немного, – призналась я. – Но куда хуже выплачивать огромный долг.
Мы стояли возле здания мэрии. Мне по-прежнему было не по себе в его обществе, но теперь к страху добавилось что-то еще. Оно щекотало изнутри, и я даже не могла определиться – нравится мне это или нет.
– Вы все правильно сделали.
– Что я слышу? – губы сами собой растянулись в улыбке. – Это похвала, шериф.
Он не улыбнулся в ответ. Ни один мускул не дрогнул в его лице.
– Это констатация факта. К тому же я никогда не считал вас глупой.
– Вместо этого вы считаете меня преступницей.
– И этого я не говорил. Только то, что вам есть, что скрывать.
– У всех людей есть секреты. Как и право на частную жизнь.
Мы пересекли площадь и направились вниз по улице. Так уж вышло, что нам с ним было по пути: я шла к себе домой, а Джеффри нужно было заглянуть к освободившемуся досрочно карманному воришке.
– Почему вы уехали из столицы?
Я очень не любила врать. Даже посторонним. Даже по мелочам. Тем более, в моем положении это несло потенциальную угрозу, если он вдруг поймает меня не неточности или выявит несостыковку.
– Так сложились обстоятельства. Не хочу говорить об этом.
Я ждала, что он начнет напирать или скажет какую-нибудь колкость, не Джеффри лишь кивнул.
– А Кида? – спросил он. – Какие у вас на нее планы?
– Имеете в виду, хочу ли я взять ее под опеку? – И, не дожидаясь ответа, сказала то, о чем он и так наверняка догадывался. – Да, хочу. Она хорошая девочка, и я очень к ней привязалась. Но если у нее есть родственники… Вы узнали что-то еще?
Джеффри покачал головой.
– Пока нет. Тот тип больше не объявлялся.
– Тип? Значит, он все же показался вам подозрительным?
Ну, вот, сейчас он скажет, что я опять лезу не в свое дело и задаю слишком много вопросов, но, к моему удивлению, этого не произошло.
– Я неплохо разбираюсь в людях.
– И?..
Джеффри остановился и посмотрел на меня.
– Я не обязан вам этого говорить, и не стал бы, если бы речь не шла о судьбе ребенка. Но присматривайте за ней.
– Думаете, ей угрожает опасность?
Джеффри вздохнул.
– Было в этом человеке что-то такое, что мне не понравилось. Не знаю, что именно, но предчувствие меня редко подводит.
Я не знала, чему удивилась больше: тому, что прагматичный Бартел заговорил об эфемерном «предчувствии» или то, что поделился им со мной. Впрочем, это не важно. Его слова зародили во мне тревогу – ведь я сама думала о том же.
– Может, стоит забрать ее из школы?
– Мои помощники будут дежурить возле школы. График я уже составил.
– Спасибо, но… – его заявление меня удивило и немного сбило с толку, – теперь мне еще тревожнее.
– Это всего лишь меры предосторожности, – успокоил он. – Я лишь сказал, что тот человек мне не понравился, но не уверен, что он объявится еще раз. Если помните, я сказал ему, что в Ирфенесе нет никаких беспризорных девочек. К тому же, нет гарантий, что искал он именно Киду.
– Надеюсь, вы правы, шериф.
Я сказала это в большей степени себе, чем ему. Надо успокоиться. Как говорила моя тетя «переживай неприятности по мере их поступления».
– Спасибо вам, Джеффри.
В ответ он лишь сдержанно кивнул, коснувшись рукой полей шляпы. А я снова невольно улыбнулась – уж больно «киношным» вышел этот жест.
– Повестка в суд придет через несколько дней, – сказал он. – Почтальон принесет. Доброго дня. – Джеффри снова кивнул и зашагал в другую сторону.
– И вам, – ответила я, провожая его взглядом до тех пор, пока он не скрылся за поворотом.
***
– Ну? Как все прошло? – Элла накинулась с расспросами, как только я вошла.
Из кухни тянулся аппетитный запас тушеного мяса с примесью специй. Кузя сидел на стойке в приемном зале и облизывался – очевидно, серый проказник уже получил свою порцию вкусностей.
– Придется пободаться в суде, – сказала я, проходя в кухню.
– Значит, пободаетесь, – Элла забрала у меня корзинку. – И забодаете, – она ободряюще улыбнулась, а затем хитро прищурилась. – А что шериф?
– Что шериф? – я сделала вид, будто не поняла очередного намека.
Элла только рукой махнула.
– А то сами не знаете.
На кухне мы принялись разбирать корзину: по дороге домой я заскочила в несколько лавок.
– Вы забрали Киду из школы?
Упаковка чая и мешочек с овсяной крупой отправились в буфет.
– Забрала, – Элла вытащила завернутый в промасленную бумагу копченый окорок. – Накормила и отправила делать уроки.
Золото, а не женщина! Узнав Эллу поближе, я стала замечать ее сходство с покойной тетей. И вообще, в последнее время дом как-то… ожил что ли. С каждым днем я все больше ощущала, что нахожусь там, где должна, а воспоминания о «той» жизни начинали как бы… затираться что ли. Я перестала просыпаться с мыслью о том, как сильно хочу вернуться, а иногда (о, ужас!) ловила себя на том, что здесь мне лучше. Это немного пугало.
Я поднялась на второй этаж и осторожно заглянула в приоткрытую дверь. Кида сидела за столом у окна: перед ней, на подставке была раскрытая книга, а сама девочка записывала что-то в тетрадь. Солнечный свет путался в ее волосах, в воздухе кружились пылинки, пахло нагретым деревом.
Прислонившись к стене, я тихонько наблюдала за этой идиллией и чувствовала, как в груди разливается умиротворение. Дом пропитался теплом и уютом, но главное – я больше не ощущала себя одинокой.
В родном мире у меня было жилье и работа, но каждый вечер я возвращалась в пустую квартиру. Одиночество стало частью
