это время в эпицентр скандала — ибо чувствовал, что закончится это очень-очень плохо. От оторвы разило таким перегаром, что это ощущалось даже на расстоянии. Видимо, прежде чем заявиться сюда, перечитала все эти «я помню» и поиграла сама с собой в «я никогда не».
— Ты сдурела? — шикнула на нее капитанша.
— Да что ты-то меня держишь? — прикрикнула та в ответ, пьяно пытаясь вырвать руку. — Тебе-то чего надо? Ты ей тоже по-хорошему должна въеб…
— Тихо-тихо, — я перехватил бунтарку с другой стороны.
— Да отвалите, не трогайте меня! — вскинулась она. — Кто-то же должен… Что никому не хочется вмазать ей⁈ Она же всем праздник испоган…
И, вырываясь, бешено двинула локтем назад. У меня аж звездочки завертелись перед глазами. Вокруг раздались громкие ахи и охи.
— Да бл*… — издала коронное оторва, попав-таки по лицу, только совсем не по тому, в которое изначально метила.
Боль резко запульсировала где-то в районе переносицы. Блин, и ведь опять по многострадальному носу, которому и так прилетело в ее же машине. Валентина, да что ж ты за катастрофа такая? Второй раз подряд — это ж надо так уметь. Ты что, пыталась доделать то, что не доделала твоя тачка? В смысле, добить меня? Да уж, в некоторых состояниях девушки бывают опаснее той техники, которой управляют.
Что-то теплое потекло по губам и подбородку. Ладонь, которую я поднес к лицу, мгновенно испачкалась краснотой.
— Я-я-я… — забормотала начавшая трезветь оторва.
— Да дура ты! — Инна схватила ее и, зарядив отрезвляющий подзатыльник, потащила прочь.
В огромном зале, казалось, повисла тишина — только музыка играла, и в висках шумела кровь. Узкая ладонь опустилась мне на плечо.
— Ты в порядке? — спросила Катерина.
Вот только не ты. Я сбросил ее руку. Не надо делать вид, что тебе не наплевать.
Куча глаз шокированно уставилась на меня. Мое имя в этой школе уже ассоциировалось со словами бурная личная жизнь, а я для этого даже толком ничего не сделал. Кровь немилосердно сочилась из носа, пачкая уже не только лицо, но и рубашку. Развернувшись, я направился к выходу, и толпившийся вокруг народ машинально расступился. Девчонки, которые весь вечер танцевали со мной, теперь как в ступоре стояли и смотрели мне вслед. Ну конечно, я же не их парень, чтобы сорваться за мной — я же просто парень, да еще и с разбитым лицом.
Кровь, к счастью, остановилась довольно быстро — еще по пути к ближайшей уборной. Несмотря на все попытки, нос Валентина мне так и не сломала — тем не менее фейс изрядно опух. Оценив повреждения в зеркале, я включил воду, промывая лицо, глядя, как красные струйки бегут по раковине, и чувствуя, что с меня хватило этого праздника. У меня даже девушки не было — моей девушки, — которая могла бы меня нормально утешить. Одни подруги, от выходок которых я, честно сказать, уже устал.
Пальцы нырнули в карман, ища бумажный платок, однако вместо него вытянули мятую записку.
«Факт 92: Я помню, какой ты бываешь, когда мы оказываемся наедине. Мне кажется, только в эти моменты мы настоящие»
Бесит.
Рука сжалась сама, а затем еще сильнее смятый комок полетел в урну.
Бесит.
Бесит!
Словами не описать, как же меня это бесит!..
Наверное, я все-таки завидовал. Даже не тому, что он знал про Катерину что-то такое, чего не знал я — знал ее как-то так, как не знал ее я. Сегодня Катерина была вообще ни при чем. Просто ему было, кому это сказать. А мне не было. И никто не мог сказать такого же мне…
— Ром, ты тут? — дверь осторожно приоткрылась.
И в мужской туалет аккуратно заглянула Дана.
— Сильно больно? — спросила она, участливо осмотрев мое лицо. — Вот, держи — и, думая, что знает, что мне нужно, протянула бумажный платок.
— Спасибо, — сказал я, зная, что мне нужно совсем не это.
Чуть поморщившись, я протер подбитый нос.
— Может, такси вызвать? — подруга рядом продолжала перебирать варианты.
— Давай уж сразу катафалк, — хмыкнул я.
— Выглядишь живым, — заметила она, — да еще и язвишь.
— А что еще остается? С таким лицом я точно девушки не найду.
— А она тебе так сильно нужна?
Бинго, Дана.
— Платок постираю и завтра отдам, — сказал я, выбрасывая мокрую бумажку в урну, и шагнул к двери.
— А ты куда? — моя недогадливая недотрога вышла следом. — Обратно в зал?
— Домой. А ты куда? — я повернулся к ней.
— И я домой, — не сводя с меня глаз, ответила она.
— Может, тебя до дома подвезти?
И Дана охотно кивнула, наконец угадав.
Погода в Карпове в феврале такая, какая в других городах хорошо если бывает в конце апреля. У нас не зима, а сплошное удовольствие: теплый воздух, чистые, почти без снега дороги — так что мне ничего не мешало прокатить подругу на самокате. Когда мы отъезжали от школьных ворот, на пустом крыльце вдруг появились две девичьи фигурки. Первой выскочила Влада и мрачно уставилась нам вслед, а затем — внезапно — вышла Марианка, прислонилась к перилам и проводила нас задумчивым взглядом.
Не знаю, чего они хотели: убедиться, что я в порядке, утешить меня или составить компанию — в принципе, у любой из них был шанс уехать вместе со мной. Однако обе опоздали. Я же увозил Дану, наслаждаясь тем, как она прижимается ко мне со спины, как тонкие руки крепко охватывают мою грудь, как светлые локоны разлетаются по моим предплечьям, а теплое дыхание время от времени согревает шею. От нее опять пахло умопомрачительно сладко — я словно вез не девушку, а одну большую конфетку, чей вкус мне все не доводилось узнать. То ли мысли были такими сладкими, то ли ее прикосновения такими нежными, но даже подбитый нос, вдыхая ее аромат, казалось, переставал болеть.
Несмотря на то, что моя милая пассажирка жила довольно далеко от школы, дорога пролетела незаметно. Ее дом оказался аккуратным кирпичным коттеджем за увитой плющом решеткой — этакая мини-крепость, где обитает одна неприступная принцесса.
— Спасибо за доставку, — улыбнулась она и, разжав сцепленные на моей груди руки, сошла с самоката.
В спину, за которой больше никто не стоял, мигом постучался ветер, а нос, больше не
