и судорожно ощупывает все вокруг себя в поисках очков.
Смотрит на Цима, спящего рядом с ней!
— О боже! Я спала с Ричардом. Это же просто… ой-ой-ой! Перл перепрыгивает на другую кровать. Я сажусь на край. В номере еще не совсем темно. Я рассказываю Перл о том, что, несмотря ни на что, я все же разыскал своего брата в торговом центре, в китайском ресторане, где он с отсутствующим видом сидел перед пустыми пивными бутылками.
— А как там еда? — поинтересовалась Перл.
— Не в этом дело. — Я с удивлением посмотрел на подружку.
— Верно. Прости. Ты же знаешь про меня и еду. Пожалуйста, продолжай.
Я укладываюсь рядом с Перл и рассказываю обо всем по порядку.
— Боаз в беде, — заключаю я, добравшись до конца своего рассказа.
— Это мы знаем. Поэтому ты здесь.
Наступает долгая пауза. Перл засыпает. Очки падают с ее переносицы. Я снимаю их.
Проснувшись с первыми лучами солнца, я обнаруживаю, что лежу, прижав очки Перл к груди.
Мы едем прямо к тому мотелю, где остановился Боаз, но он уже выехал, что нас совсем не удивило. Мы находим магазин «7-11» и пьем кофе с пончиками на стоянке, усевшись на капоте машины Перл.
Я ложусь на спину и щурю глаза от солнца. Мне почти удается убедить себя в том, что я лежу на скате крыши у себя под окном, а мои друзья сидят рядом.
— И что дальше? — спрашивает Цим.
— Ага, — кивает Перл. — Какой план, босс?
У меня голова кружится. Шея еще побаливает.
Я сажусь:
— Ладно. Вот что мне известно. Во-первых, я знаю, куда Боаз отправится вечером. Во-вторых, я знаю, что он не хочет, чтобы я шел вместе с ним. На самом деле я почти не сомневаюсь в том, что брат меня ненавидит. Так что давайте оставим его ненависть ко мне под номером три. В-четвертых, я предполагаю, что Боаз может изменить свои планы на сегодняшний вечер, лишь бы только снова не встретиться со мной. В-пятых, я уверен, что ни за что больше не разыщу его, если он так поступит. И в-шестых, я знаю, что у этого кофе вкус какашек.
С этими словами я выливаю остатки кофе на асфальт.
Перл спрыгивает с капота и открывает дверь машины со стороны руля:
— Пошли, парни. Запрыгивайте!
— Куда поедем?
— Не знаю, как вы, а я пешком ходить больше не могу.
Тошнит от этого.
— Да ты толком и не ходила!
— Ты это моим лодыжкам скажи.
— Ну так? Куда?
— Позавтракать по-настоящему. Ну, чтобы были белки и углеводы и все такое. А потом мы тебя доставим в Эдисон, а я вернусь в «Фрозурт» и к загадочному флирту с Иль Дуче. А Цим продолжит свое свободное плавание, если Боб не сжалится над ним и не возьмет его на твое место в «Видеораму», но пока завтрак. После завтрака — Эдисон. А в промежутке сгоняем в кинцо.
На два с лишним часа в темном кинозале, где нет никого, кроме нас троих, мне удается отвлечься. Не сомневаюсь, Перл как раз этого и хотела добиться. Я даже засыпаю на несколько минут прямо в разгар длинной-предлинной драки.
Когда фильм заканчивается, мы выходим на улицу, а там жаркое солнце и воздух влажный и густой, как кукурузный сироп. Волна зноя налетает на меня с такой силой, словно жаждет за что-то отомстить.
По дороге до Эдисона мы по большей части молчим. Я разрешаю Циму пересесть на переднее сиденье. Вспоминаю свою первую поездку в летний загородный лагерь, маму за рулем машины, которую потом водить буду я, и мягкий британский говор репортера радио NPR[27], и пышные сосны Северного Вермонта, и то, как сильно мне хотелось домой.
В отличие от того лета, сейчас я запросто могу сказать: «Разверни машину». Перл сделает все, о чем бы я ни попросил. В конце концов, она — одна из двух моих лучших друзей.
Мне хочется выкрикнуть это, выхватить руль из рук девушки, когда она этого не ожидает, а руки Перл на руле лежат, по обыкновению, в положении десять часов и два часа. Мне хочется скрутить этот руль так, как Боаз скрутил мою шею. Развернуться в другую сторону.
Но вместо этого я таращусь в окошко на уродскую серую ленту шоссе и гадаю, как мне пережить это утро. Этот день. Этот вечер.
Это лето!
Мы останавливаемся в нескольких кварталах от цели.
Перл выключает мотор.
— Я могу пойти с тобой, — предлагает Цим. — Честно. Дома все равно делать не фига.
— Да все нормально, Цим, — усмехаюсь я.
— Знаю, что нормально, Леви. Я не про это говорю. Я говорю про то, что ты мой друг. Мой брат деньрожденный. И я не хочу, чтобы ты делал все это один.
— Я не буду один.
Я вовсе не уверен, что это так, но мои слова на несколько секунд повисают в воздухе.
— Я думаю, Ричард, наверное, прав, — говорит Перл. — А ты должен понимать, что я многое имею в виду, когда говорю, что Ричард прав.
— Ребята, спасибо. Честно. За все.
Я открываю дверь, забираю рюкзак из багажника. Обхожу машину сбоку и наклоняюсь к окошку, возле которого сидит Цим.
— Смахивает на то, будто мы тебя до универа довезли… типа того, — хмыкает он.
— Ага, и он так стесняется своих придурковатых родителей, что попросил нас высадить его за несколько кварталов от цели, — добавляет Перл.
Я протягиваю Циму руку, он хлопает по моей ладони:
— Ну бывай!
Я обхожу машину спереди и останавливаюсь около Перл. Она порывисто выскакивает из-за руля, крепко обнимает меня и тут же запрыгивает обратно.
— Постарайтесь не убить друг дружку по пути домой, — смеюсь я.
— А ты береги свои причиндалы, — язвит в ответ Перл и немедленно уводит машину со стоянки.
Она никогда не упустит возможности, чтобы последнее слово осталось за ней.
Я стою посередине дороги.
Это один из тех моментов, которые ощущаются как одна здоровенная метафора. Ну, вы понимаете, о каких моментах я говорю. О таких, когда герой… да нет, себя я вовсе не считаю героем, потому что уж если мы о чем-то знаем наверняка, так это о том, что я не герой… В общем, о таких моментах, когда «герой» стоит посредине дороги. Он может пойти одним путем — в неизвестность. А может пойти другим путем и вернуться к дому и всему, что ему хорошо знакомо.
Но дело в том, что не такая уж это офигенная метафора, потому
