она не тяжелая…
Но поди переубеди неугомонного мальчишку! Йага вздохнула. Если уж по правде, то с компанией оно как-то спокойнее. Она подпустила в голос строгости:
– А не испугаешься?
Иванька быстро-быстро замотал головой, оттопыренные уши малость не захлопали.
– Ну смотри! Только дело у нас тайное. Никому о нем не сказывай!
Испугать маленького лоточника не удалось. Он хотел было взять Йагу под руку, но не вышел ростом, поэтому просто стиснул ее ладонь и, помахивая сумой, направился к холму. По дороге мальчишка без умолку болтал. Рассказывал про мать, которую от браги ажно отворотило, про батьку, что день ото дня то чинил утварь по дому, то играл с сыном.
– Говорит, провинился. Теперь до самой старости будет прощения просить. Но я-то знаю, что он не сам… Это все та… поганая. Эх, знал бы, пошел бы к Борову на поклон! Небось, и до Посадника бы слух дошел, и отрубили бы гадине голову!
Йага неосознанно стиснула хилую ладошку Иваньки, и тот осекся: не сразу сообразил, что лесовка такая же ведьма, как и та, что его отца свела из семьи. И уж кто-кто, а Посадник не стал бы разби раться, которая из баб колдует во благо, а которая – для своей выгоды. Лоточник поскорее сменил тему:
– А ты вот могла бы себе золота наколдовать?
Дочь леса равнодушно пожала плечами:
– А зачем?
– Ну как… Чтобы крендельки покупать, там… Серьги новые…
– Я тебе и так крендельков куплю, – пообещала ведьма. – Ни к чему ради такого Безлюдье тревожить.
Иванька отчего-то насупился.
– Не надо… Это я тебе покупать должен…
Траву на холме щекотала мелкая морось, и низ портов у Иваньки почти сразу намок. Он замешкался, чтобы скинуть обувку и подвернуть штанины, подхватил суму и бросился догонять ведьму. Та странно и печально глядела на черный росчерк леса. Потом решительно отвернулась и принялась спускаться по склону.
Однако заводь у ручья оказалась занята. Укромное местечко, закрытое холмом от города, приглянулось не только колдовке. У воды сгрудились трое мальчишек. Они, согнувшись, разглядывали что-то на земле и по очереди тыкали палками. Йага не стала бы им мешать. Поискала бы другое место или вернулась позже. Ради себя не стала бы. Но до нее донесся крик, ровно кто-то котенка мучает. И такого ведьма стерпеть не могла. Она сбежала на берег.
– Вы что это здесь творите?!
Мальчишки сначала шарахнулись, привычно ожидая от взрослого тумаков. На мгновение стало видно жабенка, которого они пытали. Бедняга силился сбежать, но раз за разом натыкался на чью-то ногу и получал за это болезненный тычок прутом. Однако же быстро стало ясно, что ругается совсем молодая девка, лишь немногим старше самого взрослого из них. Девку никто из мальчишек не знал, а стало быть, и слушаться не собирался.
– Тебе какое дело? Что хотим, то и творим! – Подбоченился тот, у которого уже помаленьку пробивались над губой жиденькие усики.
– Разве можно животину мучать?! А если вас кто-то так же палкой?
– Это кто? Ты, что ли?
Подпевалы с готовностью захохотали. А заметив Иваньку, жмущегося к Йаге, и вовсе приобрели вид унюхавших добычу хорей.
– А ты чего? Пшел прочь, покуда не оттрепали!
Иванька задиристо вскинул нос:
– Еще от вас я не бегал!
От этой троицы он и правда не бегал: попросту убежать не мог. Зато насколько крепкий кулак у каждого из них, знал не понаслышке. Лоточник потянулся прикрыть только-только начавший заживать фингал под глазом, но вовремя отдернул руку – засмеют. Отдернул, правда, поздно. Заметили.
– Что, старый синяк зажил, так ты за новыми явился? У нас есть! Отсыпать? – гнусаво предложил младший из троицы, с курносым носом.
У среднего веснушки по всему лицу были с добрую монету.
– Отсыплем! – согласился он.
– Я вам сейчас сама отсыплю, – как могла спокойно проговорила Йага. Ни разу она никого не проклинала, а вот же! Пришел срок – захотелось! – Пустите жабенка!
Веснушчатый метко плюнул в воду и уточнил:
– Этого-то? Сейчас пустим! – И поднял ногу, готовый опустить ее на крошечное тельце.
Йага по-звериному зарычала и ринулась вперед. Повалила задиру, напрочь забыв, что умеет колдовать, и принялась колошматить. Тот от неожиданности заревел, как девчонка.
Чего у троицы было не отнять, так это верности. Двое других не бросились наутек, а поспешили оттащить ведьму от друга. Младший замахнулся палкой, которой до того бил жабенка. Убить не убил бы, но приложить мог хорошо. А этого уже никак не допустил бы Иванька. Маленький лоточник кинулся на врага с боевым кличем, достойным заморского воина из враки. Дрался он, может, и плохо, зато отчаянно, словно защищал самую большую ценность на свете. Да так оно, собственно, и было.
Слабые кулаки десятилетки никак не могли противостоять сразу двум противникам. Старший с легкостью увернулся, младший вместо Йаги огрел палкой Иваньку. Только веснушчатый проигрывал разъяренной ведьме.
– Что, думаешь, батька тебя защитит? Да он к первой же доярке от тебя сбежал! – издевался усатый. – И мамка за тебя не вступится!
– Не вступится! – подпевал курносый.
И не забывали сыпать ударами.
– Заткнись! Да я и без батьки вас… Заткнитесь!
Иванька проигрывал этот бой. С достоинством, стоически. Но все же проигрывал. Под глазом наливался свежий синяк, из носа текла кровь. А мальчишки и думать не думали прекращать. Когда Иванька упал рядом с недвижимым от ужаса жабенком, старший примерился садануть в живот. И тогда-то сила, текущая по жилам лесовки, выплеснулась наружу.
Она не успела нашептать сглаз, не обрамила колдовство словами. Просто выпростала вперед руку, как бы пытаясь остановить удар. Сверкнули желтые звериные глаза, сузились до тоненьких щелочек зрачки. Пальцы словно бы покрылись черными перьями, скрючились, как когти, а из-под ногтей заструился дым.
Курносый заметил произошедшее первым и завизжал. Но дым криком не остановишь. Он петлей захлестнул старшему шею, походя тронул курносого. Веснушчатый, лежавший подле ведьмы на траве, и вовсе захлебнулся колдовством. Мальчишки закашлялись, пытаясь отмахнуться от ворожбы, но та липла к ним вязкой осенней грязью.
У старшего сразу вылезли чирья по всей самодовольной роже. Здоровенные и воспаленные, они покрыли щеки сплошной коркой так, что родная мать не узнает. Младшего проклятье одарило ячменем на обоих глазах. Веснушчатый же, едва не убивший жабенка, зарос густыми волосами, на зависть любой девке. Вот только зарос целиком, вместе с руками, шеей и лицом.
– Ведьма! Ведьма!
Троица бросилась бежать. Благо хоть своих не бросали: когда младший, почти ничего не видевший через заплывшие щелочки глаз, падал, ему помогали подняться. Иванька вытер рукавом кровь из носа, посадив пятно на рубашку, и
