он так поступил, этот ублюдок, наверное, упрямее мула.
Костяшки пальцев Антонио покраснели. Я стучу его по плечу.
— Да ладно, не нужно было бить его так сильно. Он наш друг.
Антонио рычит.
— Этот ублюдок заслужил это.
— Я знаю, что заслужил. — В этой комнате двенадцать моих людей, и у всех двенадцати в глазах чистое отвращение и убийство.
Они, как гиены, смотрят на свежую тушу, жаждут ее крови и рвут плоть.
Родригес даже представить себе не может, что они с ним сделают, если я позволю. Но он мой.
— Посмотрите, кто у нас тут, — говорю я с улыбкой. — Не уж то это Родригес, который Валенте.
Он смотрит на меня, нахмурившись так сильно, что мне становится больно. Очень жаль, потому что я действительно очень рад его видеть.
— Что тебе от меня нужно?
Один из мальчиков предлагает мне табурет. Я ставлю его перед Родригесом и сажусь, скрестив ноги и повернувшись к нему лицом.
— Хороший вопрос. — Я постукиваю челюстью, притворяясь, что у меня еще нет всех тех вещей, которые я хочу получить от него и сделать с ним. — Как насчет того, чтобы ответить на вопросы здесь, раз уж ты, ну, связан?
Родригес задыхается, вены на его шее вздуваются. Будет не очень весело, если он убьет себя раньше, чем я получу шанс.
— Я помощник прокурора, ты знаешь, что будет, если ты меня убьешь?
Я зеваю. Это скучно. Ненавижу, когда говорят подобные вещи, как будто то, что он помощник прокурора, вдруг заставит меня передумать.
— Ты должен был подумать об этом, прежде чем устраивать моей женщине скандал, Родригес.
Его брови взлетают вверх к редеющей линии волос.
— Это все из-за Джейн?
Я киваю.
— У меня такое чувство, что мы хорошо поймем друг друга.
Он смеется, и звук его насмешки звенит и отдается эхом в воздухе.
— Да ладно, парень. Ты совсем не похож на ужасающего Маркуса Романо, о котором я слышал.
Это справедливо. Я не был прежним человеком с тех пор, как встретил Джейн. Готов поклясться жизнью, что два месяца назад я не боролся бы за женщину так сильно, но вот он я, готовый убить человека ради нее. И, по правде говоря, я убил бы еще тысячу мужчин, если бы они заставили хоть одну слезинку пролиться по ее прекрасному лицу.
— Ты готов убить помощника прокурора из-за куска пизды. — Он снова смеется, наклоняясь вперед.
Теперь я оскорблен. Такие идиоты, как он, ничего не понимают.
— Джейн — не кусок пизды. Она моя, и ты не имеешь права говорить о ней в таком тоне.
Он качает головой.
— Ты не злился, когда я оскорблял тебя, но ты бушуешь, потому что я назвал ее куском пизды. Может, я ошибался, но, по-моему, это ты здесь киска, Маркус.
Его улыбка что-то делает со мной, пробуждая что-то, что жаждет увидеть его боль.
— Смейся сколько хочешь, Родригес. Это будет последний раз, когда ты смеешься.
Родригес сплевывает на пол, прямо перед моей ногой.
— Худшее, что ты можешь сделать, это убить меня. Я не боюсь смерти.
Похоже, теперь моя очередь смеяться.
— Вот тут ты ошибаешься, дружище. — Я ухмыляюсь, натягивая перчатки. — Не буду тебе врать, я пришел сюда с намерением убить тебя, но сейчас передумал.
В его голубых глазах плещется страх, на лбу выступает капелька пота.
— Что, черт возьми, ты собираешься со мной сделать?
Я поднимаюсь на ноги, возвышаясь над ним с психотической улыбкой на лице.
— Не стоит торопиться, дружище. Сейчас ты все узнаешь.
Один из мальчиков вбегает с колонкой, на которой играет моя любимая итальянская песня. Это будет весело.
Я пробираюсь к Родригесу и хватаю его за челюсть.
— Ты уже должен знать, что смерть — это милосердие. Только мой брат может позволить себе такую милость. Что касается меня, то я уготовил тебе участь хуже смерти.
Сжав кулак и приложив одно из своих золотых колец к его рту, я тяну время, желая почувствовать, как ужас накатывает на него, прежде чем я начну его пытать.
Родригес заметно дрожит, его глаза наполняются слезами. С ним сложно, потому что он не умоляет, и это делает его пытку еще более интересной.
Когда я отступаю назад и бью печаткой по его передним зубам, он стонет от боли, но звук заглушается стиснутой челюстью. Кровь наполняет его рот и капает на белую рубашку, в которую он одет. У меня есть вопросы к нему, но ответы я смогу получить только после того, как заставлю его рухнуть.
Я снова и снова бью золотым кольцом по его передним зубам, пока они не разлетаются вдребезги, а кровь не забрызгивает мои руки в перчатках.
Родригес хрипит, глотая собственную кровь, и с каждым ударом из его глаз исчезает вызов.
Антонио протягивает мне полотенце, чтобы я вытер руки в перчатках.
— Я дам тебе шанс на быструю смерть, Родригес. Только один. — Отодвинув сиденье, я сажусь на него. — Что планирует Виктор?
— Он… он… иди в жопу, Маркус.
Я ухмыляюсь.
— С честью. — Я киваю своим людям, двое из них выходят вперед. Я не обращаю особого внимания на то, как они бьют Родригеса, но я слышу его крики, и к тому времени, как они заканчивают, он становится совсем другим человеком.
Он весь в крови, глаза опухли от ударов. Он совсем не похож на того симпатичного помощника прокурора, которого я встретил, когда вошел сюда несколько минут назад.
— Все еще молчишь?
Он задыхается, стонет от боли, но ему удается произнести несколько слов.
— Джейн. Он охотится за ней.
Дрожь пробежала по моей шее и позвоночнику. Одна только мысль о том, что Джейн в опасности, ставит меня на грань потери рассудка.
— Почему он охотится за ней?
— Потому что она твоя, и…
— И?
Он кашляет кровью и выплевывает ее на землю.
— Ты не знаешь ее истинной сущности. Она дочь Джорджа Салливана.
Джордж Салливан.
Это имя мне знакомо, но в памяти оно потускнело, потому что, как я ни пытаюсь вспомнить, где я его раньше слышал, не могу.
— Кто он?
Родригес смеется.
— Тот, кого ты не должен был забывать. Ты убиваешь ради нее, но она собирается предать тебя.
Я киваю.
— Понятно. Кто еще работает на Виктора?
— Шеф Смит. — Злая улыбка заставляет его глаза сверкать, но боль на его лице видна по тому, как он корчится. — Он собирается превратить ее жизнь в ад. Он знает, что она работает над делом без его разрешения. Все это — часть плана Виктора.
— Какого
