ту сторону, где, как ей показалось, что-то блеснуло. – Там что-то сидит на лугу, что-то живое!
Старый Пфиффер, казалось, ничуть не испугался. Не проронив ни слова, он храбро сделал несколько шагов в указанном направлении. Луч его фонаря упал на маленькую рыжеватую фигурку, неподвижно сидящую в траве.
– Это Райцкер! Наш дорогой Рыжик! – крикнул Одилий через плечо и бегом поспешил к коту.
В следующее мгновение он словно споткнулся об невидимое препятствие и с размаху упал ничком. Остальные испуганно охнули и бросились к нему на помощь. Но прежде чем они успели до него добежать, Одилий поднялся на четвереньки и пополз к своему коту, которого, как ни странно, ничуть не напугало шумное падение хозяина.
– Сильно расшиблись? – спросил старика Биттерлинг, опускаясь на колени рядом в траву. За ним последовали Гортензия и Карлман.
– Ни царапины, – ответил Одилий. – А вот с Рыжиком, похоже, что-то не то. Я заметил это еще издали. Он словно окаменел.
Все посмотрели на неподвижно сидящего в траве рыжего кота, которому, казалось, не было дела ни до прихода хозяина, ни до всей этой суматохи. Когда старик Пфиффер осторожно взял питомца обеими руками и попытался его поднять, Райцкер протяжно и жалобно замяукал. Старый квендель вздрогнул.
– Райцкер, мой дорогой, – успокаивающе обратился он к коту, который даже не пытался вырваться из его рук. – Что с тобой? Где болит?
Он внимательно осмотрел шерсть, лапы и погладил кота по голове. Райцкер не сопротивлялся.
– Ничего страшного не вижу, – наконец сказал Одилий с облегчением, но не без тревоги. – Ран нет, и все кости на ощупь целы. Ничего не болит, ведь он ни разу не попытался вырваться. И все же с ним что-то не так. Его будто сильно напугали.
– Может, он забежал в лес, – предположил Биттерлинг, – и увидел там что-то ужасное?
Вздрогнув, он обернулся. Но нет, ничто не шевельнулось на опушке леса, никто не вышел из чащи. Лишь деревья все яснее проступали из темноты, переходящей в серебристые сумерки.
– Смотрите! – крикнул Карлман так громко, что все подскочили от неожиданности. Молодой квендель взволнованно указывал на кота. – Его шерсть мерцает! Клянусь всеми мирными квендельскими деревушками, он все-таки побывал там, Одилий! Ваш кот в самом деле прогулялся по Сумрачному лесу и получил толику призрачного сияния!
Старик поспешно нагнулся над измученным котом и посветил на него сверху. На этот раз все сразу увидели, что густая рыжая шерсть присыпана сверкающей пылью.
– Не надо! Не трогайте! – крикнула Гортензия, но Одилий уже гладил кота. Несколько светящихся песчинок мягко завихрились и исчезли.
Дохнуло внезапной прохладой, ничуть не напоминавшей летний ночной ветерок.
– Нам от этого ничего не будет, но кто знает, что пережил этот храбрый малыш? – проговорил Одилий. На мгновение он прижался щекой к рыжей шерсти, потом осторожно усадил Райцкера обратно на траву и снял куртку. Завязав рукава узлом и застегнув пуговицы, Пфиффер подергал ткань в разных местах и, наконец, поднял с травы что-то вроде мешка.
– Ну вот, – удовлетворенно заметил он, – если он позволит, я отнесу его домой.
– Почему вы упали именно здесь? – спросил Биттерлинг, пристально оглядывая землю.
– Я обо что-то споткнулся, – ответил Одилий. – Тут неровная земля, камень попался или что-то вроде того.
Он поводил фонарем из стороны в сторону, вместе со всеми следя за ярким лучом, который плясал по короткой траве, пока не остановился на темном холмике.
– А вот и не камень! – воскликнул Карлман, чьи глаза были зорче остальных. – Это же кротовая горка, об нее вы и споткнулись!
Прежде чем Гортензия успела его остановить, Карлман отбежал на несколько шагов назад и ткнул носком ботинка в слегка примятую кучу черной земли.
За ним последовали остальные и все вместе осветили небольшое возвышение, отбросившее на мохнатую траву полукруглую тень.
– Подумать только, здесь есть кроты? – удивилась Гортензия, встав поближе к Карлману. – До сих пор я не замечала ни единого следа животных. Должно быть, перед нами самый упрямый среди кротов, как Бульрих Шаттенбарт среди квенделей!
– …Как Бульрих Шаттенбарт среди квенделей! – медленно повторил Карлман и опустился на колени.
Он потянулся к какой-то вещице, что лежала на земле рядом с холмиком, и торжествующе предъявил ее остальным. Издали находку можно было принять за бледную гусеницу толщиной в палец. Одилий с огромной осторожностью принял от Карлмана вещицу и внимательно осмотрел.
– Перечные опята и земляной ползун! – воскликнул он. – Вот и еще один след нашего доброго друга, да будет нам всем хвала и радость!
– Берестяной свиток, точно такой, на каких Бульрих делает наброски! – с облегчением согласился Звентибольд, когда понял, что перед ним. – Клянусь святыми трюфелями! Разверните его, Одилий, давайте проверим, нет ли там каких записей.
Старик осторожно развернул кусок бересты и поднес его к свету, недоуменно глядя на одну-единственную неразборчивую загогулину.
– Это почерк Бульриха? Больше похоже на почерк крота! – заметила Гортензия.
– Глупости, – торопливо перебил ее Биттерлинг. – Это вполне в духе дорогого кузена! Одна лишь кукушка знает, что он хотел этим сказать! Может, просто проверял, хорошо ли чертит уголь? И кто, если не Бульрих, мог оказаться сегодня здесь, на этом самом месте?
– Звентибольд прав, – отозвался Одилий. – Как повезло, что я споткнулся об этот кротовый холм. И еще больше повезло, что с нами такой зоркий Карлман, – добавил он.
Молодой квендель просиял, и в нем снова затеплилась надежда, что пропавший дядя скоро отыщется. Удача была на их стороне, ведь им удалось в ночной тьме обнаружить следы Бульриха, что можно сравнить с поисками иголки в стоге сена. Даже самый пессимистичный старик согласился бы: это добрый знак.
Между тем Пфиффер положил свиток в один из карманов и вернулся к своему коту, который сидел на том же месте, вялый и рассеянный. Когда Одилий склонился к питомцу, Райцкер поднял голову и посмотрел хозяину в лицо большими, округлившимися от страха глазами.
– Вот и молодец, старина! – Одилий нежно пощекотал Рыжика за ушами. Кот потерся головой о его ласковую руку, но встать даже не попытался. Пфиффер расстелил на траве мешок, в который он превратил свою куртку, и осторожно положил туда Райцкера. Устроив кота поудобнее, он повесил мешок на плечо. Похоже, Райцкер не возражал против того, чтобы его так носили. Из мешка торчала только голова с заостренными ушами и блестели большие глаза, взгляд которых постепенно обретал прежнюю уверенность.
– Давайте еще раз внимательно осмотрим опушку и проверим, не найдутся ли новые следы Бульриха! – предложил Карлман, обрадованный своим последним открытием. Он с нетерпением повернулся к старому Пфифферу, за которым оставалось последнее слово.
И тогда он увидел,
