что так и не помыла ему лапы. С тяжелым вздохом, выхожу в коридор, отстегиваю поводок от ошейника и заношу пса в ванную комнату. Марсик переминается с лапы на лапу в ванне, а я на автопилоте совершаю привычные действия.
Не зная чем себя занять до возвращения Марка, я сажусь на диван и в течении нескольких часов бездумно переключаю канал за каналом. Глаза слипаются, но мне хочется дождаться пока он вернется домой, и я держусь из последних сил. Кулинарное ТВ-шоу сменяется музыкальной программой, я снова переключаю канал и попадаю на новости. На экране появляются кадры полыхающей машины в каком-то дорогом коттеджном поселке. Я не слушаю диктора, но засыпающий мозг выхватывает знакомую фамилию, и я прибавляю звук.
“Сегодня вечером, в коттеджном поселке Северный, по неустановленной причине произошел взрыв автомобиля. По полученной информации автомобиль марки Мерседес принадлежит известному ресторатору Марку Михельсону. На данный момент данных о пострадавших и погибших во время взрыва автомобиля нет. На месте происшествия уже работают следователи и врачи скорой помощи. Мы будем следить за развитием событий.”
Видеоряд на экране телевизора сменяется на прогноз погоды. Я выключаю звук и смотрю на красивую девушку в коктейльном платье, которая грациозно водит руками по карте страны, пытаясь осмыслить услышанное. Когда, наконец, до меня доходит, я бегу на кухню и хватаю смартфон, лежащий на столе. Руки трясутся, а мозг лихорадочно пытается сформировать план действий. С третьей попытки мне удается разблокировать экран и нажать на кнопку вызова. В трубке раздаются гудки, и я немного успокаиваюсь. Это же хороший знак, верно? Но Марк не отвечает, и паника накрывает меня с новой силой. Я переодеваюсь и хватаю ключи от машины, но застываю у двери в коридоре. Куда ехать? Я даже не знаю в какой больнице его искать.
Сев на пуфик у обувницы я снова набираю номер Марка и опять слушаю в трубке безжизненные гудки. Вызов обрывается, и тут же мой телефон вибрирует. Но я чуть не плачу, когда вижу, что звонит Вера, а не Марк.
— Агата, — осторожно начинает подруга. — Ты новости видела?
— Видела, — отвечаю я.
— Информации никакой нет?
— Никакой, — из груди вырывается всхлип. — А кто мне ее даст? Если он в больнице, то мне даже не сообщат, я ему никто. А Марк не отвечает.
— Что он вообще там делал?
— Я не знаю, Вер, — вздыхаю я. — Он гулял с псом, ворвался в квартиру, сказал, что ему надо уехать и тут же умчался. Сказал, что скоро вернется.
— Я сейчас приеду, — говорит подруга.
— Не надо, Вер. Я попытаюсь его найти.
— Агат…
Я слышу звук входящего звонка и, не дослушав Верку, переключаюсь на вторую линию.
— Марк, — выдыхаю я в трубку.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
— Я да. Ты как? Я слышала в новостях, что машину взорвали. Подожди, а Олег? Господи, что с ним? Где ты?!
Мне хочется одновременно плакать от страха и смеяться от облегчения, что Марк жив. Паника, тисками сжимающая мое сердце, пытается выплеснуться наружу истерикой.
— Я в Боткинской. Олег где-то здесь. Врачи не говорят что с ним, — голос Марка звучит глухо. — Я отделался парой царапин.
— Я сейчас приеду, — поднимаюсь я с пуфика.
— Не надо, — пытается отказаться Марк.
— В смысле не надо? Даже не вздумай спорить!
Я отключаюсь, захлопываю за собой входную дверь и несусь вниз, перепрыгивая через две ступеньки.
Спустя полтора часа я паркуюсь у Боткинской больницы и влетаю в приемный покой. Он полон журналистов, которые гудят, как рой разъяренных пчел. Я протискиваясь мимо них к окошку и низко наклоняюсь к девушке.
— Где мне найти пациента Михельсона? — спрашиваю я.
— В очередь, — огрызается девушка и машет рукой в сторону журналистов.
Я непонимающе смотрю на нее.
— Я его родственница, — пытаюсь еще раз.
— Ага, я и говорю, — поднимает она на меня взгляд. — Вам в очередь из родственников.
Я наклоняюсь к окошку.
— Девушка, посмотрите на меня. Я правда его родственница, — вкрадчиво говорю я. — Самая близкая. И я одна.
Девушка нерешительно поднимает на меня взгляд. Возможно ее убеждает мое опухшее лицо или мольба в глазах, но она медленно кивает мне в ответ.
— Он на третьем этаже, в триста седьмой, — шепчет она.
— Спасибо, — благодарно улыбаюсь я девушке.
За пару минут преодолев три лестничных пролета, я врываюсь в палату. На койке сидит Марк в окровавленной рубашке, баюкая забинтованную левую руку. На его лице алеют многочисленные царапины, брюки порваны в нескольких местах. Сердце сжимается, и я стремительно бросаюсь к нему.
— Марк, — порывисто я обнимаю его.
— Я же просил не приезжать, — цедит мужчина.
— Ты и правда считаешь, что после того что я увидела в новостях, я смогла бы остаться дома?
— Это рискованно, — не сдается Марк.
— Уже поздно это обсуждать, — я сажусь рядом с ним. — Что с Олегом?
— Не знаю, — стискивает зубы мужчина. — Он в реанимации и врачи не дают никаких прогнозов. Олег стоял почти у самой машины. Не знаю как он не погиб на месте, — мотает Марк головой.
— А ты сам как? — трогаю я его за плечо.
— Жить буду, — сквозь зубы отвечает он.
— Марк…
— Подожди, — поднимает здоровую руку он. — Нам надо поговорить.
От этой фразы, сказанной таким чужим тоном, у меня внутри все холодеет. Марк делает вдох и, практически не разжимая губ, цедит:
— Нам надо расстаться.
Я задыхаюсь от неожиданности его слов и смотрю на мужчину, открыв рот.
— Это из-за взрыва, да? — догадываюсь я. — Ты боишься что он доберется до меня и пытаешься меня таким глупым образом защитить?
Марк морщится, но смело смотрит мне в глаза.
— Сейчас не самое подходящее время для отношений. Прости, но мне стоит больше времени уделить проблемам.
— Подожди, — отшатываюсь я. — А как же мама? Как же все эти слова про то что мы решим все вместе и вместе со всем справимся. Вместе! Ты помнишь?
— С мамой я все решу, ты можешь не беспокоиться. Ей ничего не угрожает и она так же будет проходить лечение в кардиологическом центре. Но
