Книга Тишина - Э. К. Блэр

Слезы легко текут по моим щекам, и Деклан протягивает руку, чтобы утешить меня.

— Это все моя вина, — выдавливаю я хриплым голосом, полным боли.

Я поворачиваюсь лицом к Деклану, и он не говорит ни слова. Я знаю, о чем он думает — это то же самое, о чем думаю и я. Никто не может спорить, что это во многом моя вина, а Деклан не тот человек, который будет лгать, чтобы утешить. Мы оба знаем мою роль во всем этом, и это делает все намного хуже, когда нет никакой правды, которая могла бы снять с меня хоть какую — то часть ответственности.

— Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой? — спрашивает он, и я киваю, потому что знаю, что не смогу сделать это в одиночку.

Мы выходим из машины, и он достает цветы из багажника, кладя их мне в руки. Обняв меня за плечи, он ведет меня вперед. Мы ходим вокруг, глядя на имена на могильных плитах, а мои слезы капают в массу маргариток.

— Элизабет.

Я смотрю на него, и он наклоняет голову к плоскому камню, и когда я вижу это, я задыхаюсь от ужаса.

— О, Боже мой.

И вот оно.

Его прекрасное имя, выгравированное на камне, знаменует его смерть.

Я встаю перед ним, мое тело содрогается от мучительной боли. Каждый кинжал, который я когда-либо бросала, возвращается, чтобы вонзиться мне в грудь, и Деклану приходится встать позади меня, сжимая мои плечи обеими руками.

— Как я могла это сделать? — Я плачу, а затем падаю на колени и вырываюсь из рук Деклана, прижимая цветы к груди. — Он был моим лучшим другом, Деклан.

— Я знаю, — утешает его нежный голос, когда он теперь сидит позади меня.

Я кладу цветы на траву рядом с собой и наклоняюсь вперед на коленях, кладя руки поверх его имени.

— Мне так жаль, Пик. Мне следовало просто покончить с собой. — Мои слова теряются в мучительных рыданиях и прерываются, когда я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме изнуряющего чувства вины и раскаяния. — Это должна была быть я! Это должна была быть я! — Я постоянно плачу.

Деклан обнимает меня за талию и тянет прочь, поднимая с колен и я падаю обратно на него. Я хватаю его руки, скрещенные на моей груди, и впиваюсь в них ногтями, рыдая, жалея, что не застрелилась в тот день.

— Он не заслуживал смерти.

— Шшш, — выдыхает Деклан мне в ухо. — Я знаю, детка. Я знаю.

— Это должна была быть я, — продолжаю я говорить, в то время как Деклан продолжает успокаивать и утешать меня.

Его власть надо мной беспощадна, поскольку я позволяю каждой эмоции поглотить меня, и когда она, наконец, смягчается и выплевывает меня, я совершенно истощена. Заходящее солнце отсчитывает часы, которые мы здесь провели. Мое тело болит, когда я пытаюсь сесть самостоятельно, и когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Деклана, я замечаю его налитые кровью глаза. Он плакал вместе со мной.

— Прости, — говорю я, в горле пересохло и першит.

— Не стоит. Тебе нужно было вытащить это наружу. Ты так много держишь в себе.

— Я ужасный человек.

— Это не так, — говорит он мне. — Ты сделала ужасный выбор, но ты не ужасный человек.

— Я тебе не верю.

— Может быть, не сегодня, но однажды ты это сделаешь. Я собираюсь заставить тебя поверить мне.

Он встает и наклоняется ко мне, помогая подняться. Когда я твердо стою на ногах, я поворачиваюсь и убираю цветы, чтобы отдохнуть там, где лежит Пик. Я улучаю момент, осушив все свои слезы, не для того, чтобы попрощаться, а чтобы отдать дань уважения самому самоотверженному человеку, которого я когда — либо знала.

Глава 18

Элизабет

Время замирает. И все же солнце встает и садится, только для того, чтобы снова взойти.

Вчера я проснулась, но не смогла встать с постели. Слишком много вины. Слишком много печали в мире, полном сожалений. Итак, я спряталась под одеялом и заснула, и проснулась, и заснула. Деклан проверял меня в течение всего дня, позволяя мне погрязнуть в страданиях из-за моих проступков. Он заказал еду из кухни, но я не могла ничего съесть. Я не могла рисковать, подпитывая боль, опасаясь, что она поглотит меня полностью.

Пустота — мой спутник, когда я стою здесь и смотрю в окно на голубое небо. Прошло два дня с тех пор, как я столкнулась с местом упокоения Пика, и, хотя я не видела его и не слышала его голоса, с тех пор я чувствую, как его руки обнимают меня.

— Ты проснулась, — говорит Деклан, входя в комнату, одетый в темные джинсы и простую хлопчатобумажную футболку. — Как ты себя чувствуешь?

— Онемела.

Он подходит ко мне, говоря:

— Сегодня я заставлю тебя кое — что почувствовать, прежде чем поцеловать меня. — Одевайся.

— Что мы делаем?

— Все, что мы захотим. — Он ухмыляется и закрывает за собой дверь.

После того, как я принимаю душ и укладываю волосы, я подхожу неторопливо к гардеробу и выбираю джинсы и облегающий топ. Когда я выхожу в гостиную, он уже стоит с моей курткой в руках.

— Ты замышляешь что — то нехорошее, — поддразниваю я.

— Ты выглядишь сногсшибательно.

— Да, — язвительно замечаю я. — Ты определенно замышляешь что — то нехорошее.

Как только мы добираемся до вестибюля, он выводит меня на оживленные улицы города и ловит такси.

— Такси? Где твоя машина?

— Сегодня мы заляжем на дно. Доверься мне, — говорит он, открывая мне дверь. Я перебираюсь на заднее сиденье, и Деклан говорит таксисту:

— Военно-морской пирс.

— Военно-морской пирс?

— Ты когда-нибудь была там?

— Как ни странно, нет. А ты? — спрашиваю я.

— Нет.

— Так зачем мы едем?

— Почему нет?

Его непосредственность вызывает у меня улыбку, и я делаю осознанный выбор, отдавая себя ему сегодня. Потому что, в конце концов, он — причина, по которой я продолжаю идти.

Мы оказываемся среди туристов, когда выпрыгиваем из такси. Два человека, которые сливаются со всеми остальными. Мы идем рука об руку в сувенирный магазин и смотрим на безделушки, и Деклан думает, что он милый, когда покупает мне дрянную чикагскую футболку с надписью спереди «На трибунах лучше».

— Зря потраченные деньги.

Он берет футболку и надевает ее мне через голову, говоря:

— Тогда тебе лучше надеть ее и не позволить ей пропасть даром.

Он