желтые обои и заменить их на те, что выберет мать.
Мистер Бенсон был высок и хорошо сложен, с коротко стриженными волосами, широким уверенным лицом и маленькими, глубоко посаженными колючими глазками.
С ним работал мальчик по имени Томми, долговязый лопоухий паренек лет пятнадцати, который обычно покашливал, прежде чем что-нибудь сказать.
Хотя Бенсон сыпал своими «да, мадам» и «конечно, мадам», по его манере держаться Филип догадался, что раболепство не в его природе. Он заметил, что, стоит его матери отвернуться, как заискивающая улыбка сразу слетает с губ Бенсона, и видел, как тот закатывает глаза в ответ на очередные диковинные просьбы.
Пока шли работы, Филипу пришлось спать в гостевой комнате, которую его мать уже отделала в особенно отвратительной и кокетливой манере, уставив все поверхности разного рода безделушками. Повсюду были керамические вазы и павлиньи перья, и потому Филип был особенно заинтересован в том, чтобы его комната в мансарде была готова как можно скорее.
Умывшись, одевшись и позавтракав, Филип шел наверх и вставал в дверном проеме, проверяя, как все продвигается. Рабочие тем временем сняли со стен обои и приступили к ремонту и отделке.
Сперва его появление встречали дружелюбно, а Бенсон еще и ерошил ему волосы и подмигивал. Однако с каждым новым визитом его приветствовали все менее радостно, и наконец между ними установилась некая холодность, поскольку Филип проявлял нетерпение и разочарование медленным ходом работы столь же очевидно, как Бенсон проявлял недовольство тем, что за ним наблюдают.
Бенсон попытался напугать его, оставив в комнате одного, но Филип был не из пугливых. Время от времени Бенсон бросал на него взгляд, по которому было ясно, что ему хочется ударить мальчишку по уху и сбить его с ног, так же как он однажды ударил глупого Томми. Однако Филип продолжал бдеть на пороге. Он прекрасно знал, что Бенсон не может ничего ему сделать или пожаловаться на него, ведь Филип действительно всячески старался не мешать.
— Да чтоб тебя… — сказал Томми одним ясным утром, когда солнце пустило свой золотистый луч в мансардное окно и осветило голые доски пола.
— Что такое, Томми? — спросил Бенсон.
— Тут трещина, мистер Бенсон, — сказал Томми в отчаянии. — Я уже все перепробовал, чтобы ее заделать, но никак не выходит. Я только ее замажу, как все вываливается обратно на пол. Я уж не знаю, как быть.
— Не злись так, Томми. — Бенсон добродушно похлопал мальчика по плечу. — Оставь это мне. У тебя, верно, штукатурка слишком жидкая. Или, может, слишком сухая. Я разберусь. Тут еще полно другой работы.
Филип наблюдал за ними с порога. Бенсон заметил его и подмигнул. «Он сегодня в хорошем настроении», — подумал Филип. Бодро насвистывая, Бенсон принялся замешивать на небольшой пластинке штукатурку, а затем начал замазывать трещину. Филип шагнул вперед, чтобы посмотреть повнимательнее.
— Ну вот, — сказал Бенсон. — Так-то лучше, а, юный джентльмен?
— Она тоже отвалится? — спросил Филип.
— Отвалится? — хмыкнул Бенсон. — Думается мне, после тридцати с лишком лет работы я уж знаю, как зашпатлевать трещину.
— Извините. — Филип понял, что задел его.
— Ничего, — ответил Бенсон. — Я немало горжусь своим мастерством.
Филип кивнул.
— Теперь все делают тяп-ляп и готово. Довольно посмотреть на эти старые церкви, огромные дома и так далее. И глянь на нашу работу. Так сегодня уже не делают, точно тебе говорю. Этим молодым терпения недостает.
— Вы хотите сказать, таким как Томми?
Бенсон нахмурился и посмотрел на Филипа, прищурив глаза.
— Томми свое дело знает. О нем речи не было. Он старается. Житье у него трудное, но от него и слова жалобы не услышишь.
Филип догадался, что снова ляпнул нечто обидное, хотя и не совсем понимал, что именно.
— Извините, — снова сказал он.
— А извиняться ты мастак, как я погляжу. — Несмотря на улыбку, взгляд у Бенсона остался холодным.
Когда Филип вернулся после обеда и заглянул в комнату, он увидел, что приподнятое настроение Бенсона испарилось без следа. Он сидел на корточках. Трещина появилась снова.
— Быть того не может. — Бенсон подобрал с пола большой кусок штукатурки.
— Вот и у меня было точно так же, — сказал Томми.
— Ничего не понимаю. — Бенсон поднялся, с досадой глядя на трещину. — Штукатурку как будто выдавили обратно наружу.
— Что будем делать, мистер Бенсон? — спросил Томми. — Она же, наверное, снова отвалится?
Бенсон вздохнул и кивнул.
— Кажется, так, парень, — ответил он. Он оглянулся, и Филип спрятался за стену, боясь, что его заметили, но Бенсон просто проявлял осторожность.
— Мы сделаем вот что, — сказал он, подтащив Томми поближе. — Мы заклеим ее обоями.
— Заклеим обоями? — переспросил Томми, в его голосе сквозил укор.
— Именно так, — ответил Бенсон уже более настойчиво. — Эти никчемные снобы ничего не заметят, ведь так? Они прилепят на это место какую-нибудь чертовски ценную картину и даже не узнают, что там трещина. А если и узнают, кто сказал, что штукатурка не может, к примеру, просесть?
— Просесть? — повторил Томми.
— Именно. — Бенсон взъерошил себе волосы. — Тут такое постоянно. Ну, из-за реки. Влажность и так далее. Завтра утром первым делом поклеим обои, пока никто не заметил эту трещину и не заставил нас снова ее заделывать.
Филип улыбнулся, вспомнив, как Бенсон разглагольствовал о засилье недобросовестных рабочих. Он и сам не лучше. Наблюдать за тем, как взрослые попадаются в паутину собственной высокопарности, всегда приятно, и Филип наслаждался моментом, но тут, судя по звуку шагов, рабочие направились в его сторону, и пришлось удирать так быстро и тихо, как только можно.
Филип стоял в пустой комнате и пытался почувствовать себя ее хозяином. Он знал, что она будет принадлежать ему — да на самом деле уже принадлежит, — но все же ему так не казалось.
Без мебели, без ковра и с голыми стенами комната походила на пустой сосуд в ожидании того, кто решит его наполнить.
Шаркая ногами, Филип обошел ее кругом. Обернувшись, он заметил ту самую трещину, с которой не смогли справиться рабочие.
Филип нерешительно приблизился к стене. Половицы жалобно заскрипели. Он остановился примерно в футе и после некоторого колебания, поборов желание развернуться и уйти прочь, подался вперед и заглянул в трещину. В ней что-то было.
Филип попытался ткнуть в трещину пальцем, но она была слишком узка. Он огляделся и увидел, что Бенсон оставил у порога мешочек с гвоздями, так что Филип взял один и вернулся к треснувшей стене.
Он орудовал острым концом гвоздя несколько секунд. Из трещины выпал крошечный кусочек свернутой бумаги — так он сперва решил — но, когда он развернул его, оказалось, что это, по-видимому, пергамент.
Он был испещрен
