Возвращаюсь назад – он лежит, посапывает как ни в чём ни бывало.
Если бы не последующие события, я бы согласился с Нелькой. Но через месяц подобный казус произошёл уже со мной. Мы всем семейством уехали днём в Парк Победы. В какой-то момент получилось, что Рита осталась доедать в кафе обед, а я вышел на улицу укатывать Павлика на сон. Засыпал он обычно хорошо – достаточно было прокатить коляску метров двадцать, и здоровый малышковый сон наступал без промедлений. Внезапно коляска стала подозрительно лёгкой – за пологом младенца не оказалось. Я спешно расстегнул все застёжки, но постелька оказалась совершенно пустой. У меня тогда возникло страшное чувство нереальности происходящего. В такие моменты мозг, не способный объяснить случившиеся, выдаёт на-гора безумные комбинации. Я побежал обратно в кафе, убеждённый в том, что забыл забрать Павлика у мамы.
– Что случилось? – Рита вскочила, сразу почувствовав неладное.
– Где Павлик? – тупо спросил я.
Видимо, она поняла бессмысленность дальнейших выяснений и, отодвинув меня, бросилась на улицу к коляске.
– Ты что, идиот? – она старалась не кричать, но у неё плохо получалось. – Так шутить?!
Посреди расстёгнутой коляски попой кверху беззаботно дрых мой маленький наследник. Я осторожно вытащил из детского кулачка обслюнявленную игрушку – гладенькую деревянную птичку. Птичка зашуршала – внутри что-то легко перекатывалось.
– Это ты ему погремушку дала? – спросил я Риту.
Она испуганно помотала головой.
***
Не могу сказать, что мы привыкли к подобным «выходкам» нашего дитя. Это происходило всегда совершенно неожиданно, в минуты, когда он оказывался один, без нашего пригляда. И редко, не чаще одного раза в месяц. Хотя, возможно, исчезновения происходили и по ночам, ведь не могла же Маргарита беспрерывно бодрствовать.
Мы были в дурацкой ситуации, когда ни с кем посоветоваться было невозможно. Знакомых специалистов по детским аномалиям у хомо новусов на горизонте не наблюдалось. Нельку, конечно, мы посвятили в подробности. Против наших совместных аргументов ей уже было не отмахнуться.
– Один раз Павлик вернулся с синяком на руке, – делилась Ритка. – А в парке вообще с погремушкой. Как это понимать?
– Ничего подобного никогда не слышала, – качала Нелька головой.
– Коршунов тоже не в курсе, – поддержал я. – Но у него и знакомых с детьми не было.
– Может ты поговоришь с кем-нибудь из полиции? – спросила Рита. – Ну из дозорных?
Мы с Нелей удивлённо на неё посмотрели, так что Рите пришлось пояснить.
– Я видела, как она в Казани с дозорным разговаривала.
– Они вас контролем замучают, – мрачно заметила Неля. – Безо всякого толку. Давайте не будем пока пороть горячку. В остальном же он здоров?
Мы покосились на ползающего по развивающему коврику Павлика. Малыш зыркнул на нас и заулыбался.
– Здоров, – подтвердила Рита.
– Может быть, это возраст, – неуверенно сказала Неля. – Я попробую что-то ещё узнать. Алекс, а что твой Барри?
– А что Барри?
– Ты его постоянно поминаешь. Он же коллекционирует слухи, загадки и прочее?
– Ты всегда это белибердой называла.
– Не нуди, – поморщилась она.
– Ладно. Я ему позвоню.
– Только лишнего не болтай. – Неля предупреждающе приложила палец к губам.
– Ты как Коршунов, ей-богу.
Звонок Барри практически ничего не дал. Мы с ним трепались битый час, в ходе которого я выяснил, что у него проблемы с желудком, в Непал он так и не попал, а американский дозор – осторожные бараны. Последняя реплика относилась к истории Барри с мексиканцами. Дозор прочистил Барри мозги по части употребления наркотиков в полнолуние, что, надо признать, требовало изрядных усилий, ведь Барри – человек увлекающийся.
Я постарался аккуратно перевести разговор на детей, но Барри немедленно стал выпытывать откуда у меня такой интерес к детям хомо новусов. Ссылки на невнятные слухи его не устраивали, Барри в интересные загадки впивался не хуже клеща. Так что пришлось сказать прямо:
– Помнишь про рублёвских олигархов рассказывал?
– Йес.
– Они у нас с масонами подружились.
– Оу!
– На совместной мессе они зачали ребёнка. Назвали Лунтиком, – память вовремя вытащила имя мультяшного персонажа.
– Как?
Я по слогам повторил, а потом ещё попытался перевести на английский.
– Не слышать, – признался Барри. – Откуда ты знать, Алекс?
– У меня приятель в спецслужбе работает.
– Окей. Зис чайлд… Ват из зе проблем?
– Ты что-нибудь слышал о новорождённых, которые были хомо новусами?
Барри понял меня с третьего раза. Всё-таки в некоторых областях у меня проблемы с подбором слов.
– Говорят… Это только слухи, Алекс, имей в виду…
На языке Барри такая оговорка означала, что даже он ни на гран не верит.
– Помнишь, я рассказывал про Паутину?
– Тех, кто создаёт агентов по всем временам?
– Да-да. Так вот…
Из слов Барри получалась следующая схема. Паутинщики хотели создать новых агентов, но в некоторых временах это почти невозможно. Тогда они пошли на ряд чудовищных экспериментов. Точных данных о том, что и как делалось, нет, но якобы они брали детей своих агентов и пичкали их специальными лекарствами, вроде как ноотропами или что-то наподобие. В общем, стимулировали мозговую активность. И некоторые эксперименты принесли результаты, хотя не совсем те, на которые рассчитывали паутинщики. Дети не стали новусами, но «замерцали» – они то вываливались из пространства времени, то возвращались обратно. Когда подобные препараты давали взрослым или детям постарше, они или умирали, или сходили с ума.
– Это правда? – ошарашенно спросил я. – Вурдалаки какие-то.
– Слухи, Алекс, слухи… Может быть их распускает Дозор, чтобы очернить Паутину, может ещё кто. Этот мир полон слухов и вражды. Не знаю.
– А что с детьми-то произошло?
– Исчезли. Но некоторые исчезли вместе с родителями.
Конечно, в страшилки Барри я не поверил, но они навели меня на любопытную мысль. Пересказывать подробности Ритке я не стал, а просто сообщил, что дело может быть в особой связи мамы и ребёнка.
– Когда ты перемещаешься и удерживаешь Пашку, он сам что-то делает?
– В смысле?
– Он может не захотеть перемещаться?
– Не знаю. Надеюсь, нет.
– Ты можешь меня научить его держать?
– Как я это сделаю? У нас же разные месяцы.
– Я буду рядом с вами, когда вы будете перемещаться. Рассказывай мне всё, что происходит, возможно, я смогу почувствовать.
–
