листовой ковер, капель
Асмер вздохнул с облегчением. Пока им ничего не угрожало. Он осмотрелся. Недлард уже стоял на ногах, одобрительно кивая ему. Карелл сидел около Рене, скорчившегося в траве. Ему досталось хуже всех.
Рене лежал у подножья дерева, к которому был отброшен ударом когтистой лапы. Лицо его было белым, как мел, а из плеча, разорванные лоскуты которого выглядывали через порванную куртку, сочилась кровь.
– Нужно отвести его к лагерю, – сказал Карелл.
– Я помогу тебе, – сказал подошедший сзади Нед. – А ты Асмер, будь добр, погляди, что там с Архильдом.
Архильд стоял там же, где его и нашли. Он все так же прижимался к грубому стволу дерева с таким же полным ужаса зеленоватого цвета лицом. Он даже не обратил внимания на подошедшего Асмера.
– Эй, Архильд, ты как? – тихо спросил он.
– А, что… А, это ты Асмер, – хриплым голосом проговорил Архильд, дернувшись, и не видящими глазами посмотрел на Асмера. – Где оно?
– Успокойся, уже все кончилось. Пойдем к остальным.
В лагере все было так же, как было до этого, что, в общем-то, неудивительно, ведь они отсутствовали, судя по часам, около десяти минут.
На том самом бревне, где недавно Асмер разговаривал с Недлардом, сидел Рене, болезненно скривив тонкие губы. Его раной занимался Нед. Он аккуратно подрезал скальпелем висевшие неаккуратными лоскутами куски кожи, а промоченной дезинфицирующей жидкостью ваткой прижигал кровоточащую рану. Каждый раз, когда ватка касалась поврежденной ткани, Рене глухо стонал.
– Как у него дела? – спросил Асмер.
– Лучше, чем могли бы быть. Он отделался лишь содранной кожей, повезло, что мышцы и кости остались нетронутыми, – ответил тот, не отрываясь от раны. – Рану я обработаю, так что нашему весельчаку ничего не грозит.
Рене попытался улыбнуться, но получился лишь полный боли оскал.
– Я в порядке, Асмер. Бывало и хуже. Всего лишь еще один шрам.
Разумеется, о продолжении пути не могло пока идти и речи, по крайней мере, до утра, пока Рене не отдохнет и его, на первый взгляд, не очень опасные, но болезненные, раны хоть как-то не затянутся.
Ночевать в лесу, который ближе к вечеру станет еще опаснее и темнее, было бы полнейшем безумием, но, к сожалению, выбора у отряда не было. Тут могло водиться еще куча опасных тварей, поэтому было решено выставить дозор, разумеется, кроме Рене, которому необходимо восстановиться после ранения.
Тем более, что отряду был необходим отдых.
– Карелл, – обратился Асмер к светловолосому парню, что аккуратно нарезал овощи. – Что это за лес? И как долго отсюда до Акрылах?
– Судя по картам, день пути… – обнадеживающе ответил тот, – однако…
Рене взвыл, когда Недлард приложил к его плечу ватку, смоченную спиртом.
– Ты в порядке? – Архильд подошел к раненному товарищу и протянул тому флягу с водой.
Рене сжал зубы и сморщился, но все же кивнул.
– Так что? – Асмер вновь обратился к Кареллу, который нисколько не отвлекся от приготовления еды.
– Карты устарели…– произнес тот, подняв на Асмера голубые глаза. – Их составили еще когда Акрылах находилась в плотной связи с Атифисом, когда от города к деревушке постоянно ходили торговые караваны, а ее жители ходили в здешние леса в поисках дичи и дров… Так что, нам остается только надеяться, что за те годы, что рыбацкая деревушка пропадает в забытье, все здесь не так сильно поменялось.
Асмер кивнул. Рядом с выдохом опустился Архильд. Здоровяк похлопал его по плечу и протянул руку к миске с орехами и сушенными ягодами.
– Сколько я уже всего повидал, но до сих пор не перестаю удивляться, насколько природа изобретательна.
– Ты о чем? – спросил Асмер.
Архильд закинул в рот горсть орехов и кивнул в сторону, где недавно гремели ружейные выстрелы.
– Не знаю, как вам, но мне природа иногда кажется какой-то извращенкой, которая каждый раз выдумывает все новых и новых уродцев, – здоровяк сплюнул. – Как будто ей заняться больше нечем. Все пытается и пытается придумать все более и более ужасное и мерзкое существо.
– Если так подумать, – раздался голос Карелла, протягивающего товарищам миски с чем-то приятно и аппетитно пахнувшим, – мы точно такие же дети природы, как и то существо, которое на тебя напало. Так что мы с тобой тоже уродцы и твари, созданные ее воображением.
Асмер с коротким кивком принял в руки миску. В ней, исходя паром, аппетитно плавали кусочки мяса и овощи.
– Ты как всегда на высоте, – Архильд облизнул деревянную ложку. – А, что до нас, ты прав, Карелл, мы те еще уродцы. Вполне возможно, что-то существо нас за таковых и приняло. Однако, для меня люди все же выглядят симпатичнее. Особенно те, у которых между ног ничего не болтается.
Здоровяк глухо рассмеялся. Карелл лишь покачал головой.
– Тогда это лицемерие, – сказал он.
– Тогда это лицемерие, – пожал плечами Архильд, продолжая смеяться. – Только вряд ли ты сам стал бы спать с огромной чешуйчатой змеей. Или стал бы?
Карелл молчал.
– То-то же. Однако, заметь, я не сказал, что люди венец творения… Да, на мой взгляд, мы выглядим гораздо лучше, нежели огромные нетопыри или те мерзкие волосатые черви, но мы значительно более уродливы. Только это уродство заключается больше где-то внутри. Мы обманываем, убиваем, крадем… И делаем это не всегда только по тому, что нам это необходимо, чтобы выжить. Неет, люди слишком обеспокоены тем, чтобы найти для своей задницы место потеплее, поэтому и готовы делать самые ужасные вещи.
Возникла тишина, прерываемая лишь тихим сопением Рене и шорохом листьев.
– Получается… Природа, и правда, не в себе, раз создала нас. Тех. Кто ее убивает и мучает. Тогда, выходит, по сравнению со всем тем зверьем, что мы встречали, со всеми этими мерзкими порождениями больного воображения природы, мы худшие ее создания, – тихо проговорил Карелл. – В таком случае, не лучше ли нам всем взять и дружно вымереть? Зачем мы продолжаем судорожно держаться пальцами за мир, в котором мы не нужны?
– Люди трусливы, – ответил Архильд. – К тому же, даже самые ничтожные из них порой не понимают, что, какая бы в их руках не была власть, какие бы богатствами они не владели, мир и целая вселенная совсем не нуждаются в человечестве. Как нуждаются, например, в деревьях, создающих кислород, в тех же червях, удобряющих и рыхлящих почву. Каждый человек слишком глубоко погружен в мысли о собственной важности, что совсем перестает думать о вещах, которые действительно имеют значение.
– Я закончил с раной Рене, – раздался голос Недларда, который подошел к импровизированному столу. – Что тут у нас? Ммм…Твое фирменной рагу, Карелл? Ты не
