Все как один убогие, без шапок. Давать им ничего нельзя, иначе назавтра остальные сядут на шею. Остаток вечера коротаешь в пустой и холодной горнице, ждешь, когда, наконец, захочется спать, и отчаянно оттягиваешь сей момент, зная, что наутро камердинер снова доложит о какой-нибудь проблеме. Знакомые за спиной шепчутся: «миллионерша». Завидуют. Было бы чему!
Тут речь Листвицкой вынужденным образом прервалась по причине возникновения на пути прогуливающихся внушительной канавы. Иван Карлович проявил галантность, помогая дамам преодолеть препятствие. Подождав пока господин Мостовой, изрядно запыхавшийся от пересечения коварной ландшафтной преграды, не присоединится, наконец, к остальным, Ольга Каземировна задумчиво произнесла:
– Нет, хорошая здесь все-таки древесина.
– Ваши скородия! Ваши скородия! – раздался за спинами голос Татьяны. – Извольте откушать. Все на столе. Не равен час, простынет обед-то.
Иван Карлович мимоходом подумал, что было бы неплохо явись служанка минутой ранее – не пришлось бы лазить туда-сюда по канавам. Поймав вопросительный взгляд княжны Арсентьевой, молодой человек заявил, что он, черт подери, голоден. Ему жалобным эхом откликнулся, взмокший от длительного променада, Алексей Алексеевич:
– И впрямь, ваши сиятельства, ведь третий час! Помилуйте-с! Так, право, и до греха можно дойти-с.
***
Обратный путь сопровождался многословными и путаными разъяснениями Ольги Каземировны ключевых положений ею же основанной теорийки о психологической невозможности женской натуры самостоятельно принимать важные решения в короткий срок. Глубинная суть оного мыслительного пассажа, не слишком уж, по мнению отставного штаб-ротмистра, и хитрая, сводилась к повторенной десятикратно и на разный лад максиме: «Даже самая сильная женщина, нуждается в крепком мужском плече». Словом, не ахти какая ломоносовщина, однако купчиха явно гордилась стройностью собственных рассуждений.
У ротонды их уже ждали запеченные на углях бекасы, балычок, а также свежая, сваренная тут же на берегу, уха. Отдав должное усилиям поваров, отставной штаб-ротмистр изящным движением промокнул губы салфеткой и обратился к одному из лакеев:
– Скажи-ка, братец, не найдется ли у тебя лимона к чайку-с? Для аромату, а то уж больно крепок стерва.
– Не изволь беспокоиться, ваш бродь, – отозвалась вместо него рыжеволосая Танюшка. – Есть фрукта, есть! Это я сейчас, мигом.
И действительно, не успел Иван Карлович опомниться, как сочный ломтик уже плавал у него в стакане, источая манящий кисло-сладкий запах.
– Сама-то возьми, отведай. Небось, тоже хочется? Вон уж глазами в нем какую дыру проделала.
– Благодарствую барин, – поклонилась девушка и в тот же момент, словно бы опасаясь, что добрый господин передумает и запретит ей угоститься турецкой фруктой, сунула в рот изрядный желтоватый кругляш.
– Стой! Ведь ядреный… – вскинулся было молодой человек, да поздно. Бедная горничная скривилась, до смешного выпятив губы.
Это вызвало всеобщий смех. Отсмеявшись, Фальк спросил:
– Что, голубушка, не найдется ли у тебя коньяку?
– А как же, ваш бродь! Найдется, коли надо.
Спустя несколько мгновений каждому из присутствующих поднесли полную рюмку. Иван Карлович проследил, чтобы угощением не обнесли и молодую служанку, заодно продемонстрировав ей как правильно закусывать крепкий напиток лимоном.
– Знаете, Ольга Каземировна, – сказала молодая княжна, чуть зарумянившись от коньяка, – сию похвальную мысль, о мужском доминировании, я прочла еще в одной правильной книге, когда мне было четырнадцать. Я и теперь нахожу ее обстоятельной, и может, даже над прочими преобладающей. Вот только.… Простите, господа, могу я говорить открыто?
– Разумеется, – с мягкой уверенностью сказал отставной штаб-ротмистр. – Вы в кругу друзей.
Алексей Алексеевич, изо всех сил изображая деликатность, с видом заправского заговорщика махнул рукой, получилось, что ножкой бекаса, дескать: «Извольте, барышня! И даже спрашивать не нужно!».
– Я, если позволите, коротко. Лично по мне – всякая барышня, какого бы ни была она возраста и положения в обществе, не может быть счастлива и полна жизни без любви. Но любовь представляется мне материей не вертикальной, а горизонтальной. То есть равноправным союзом двух истово любящих сердец! Неким партнерством мужчины и женщины, в котором отсутствует прямое подчинение, с какой бы то ни было стороны.
Листвицкая слушала очень внимательно, с теплой улыбкой, однако едва уловимо поморщилась на критику патриархальности в семейном быту. Ей явно более импонировал традиционный христианский подход к институту брака.
– Замуж хотите? – промурлыкал господин Мостовой, лучась удовольствием от третьей стопки. – Это, голубушка вы наша, ой, как верно-с! Правильно-с! И даже очень! Ведь оно и впрямь не пристало этакому бриллианту да без должной драгоценной оправки-то!
– Хочу! – твердо отвечала молодая княжна. – Но с оговоркой, что ни я, ни будущий муж мой не станем друг над другом давлеть. Я верю, что всякий из супругов должен быть человеком до некоторой степени независимым и, как бы это сказать, многосторонним. Скажем, мужчина может быть сколько угодно сильным и мужественным, но в то же самое время не зазорно ему быть и тонким, и романтичным. Верно и обратное. Женщина помимо тонкости натуры должна, в случае необходимости, уметь за себя постоять.
– Позвольте, сударыня, – сказал Иван Карлович, – истинная сила женщины вовсе не в том, чтобы самостоятельно отражать натиск судьбы, а в том, чтобы иметь рядом с собой человека, который с радостью сделает все это за нее. Для нее. А что касательно умения за себя постоять, не хочу вас обидеть, Софья Афанасьевна, но всегда ли, право, барышням под силу должным образом владеть оружием! Скажем, той же шпагой или, упаси Бог, палашом?
Вспыхнув, Софья Афанасьевна коротко пошепталась о чем-то с Татьяной, и девушка тотчас скрылась в стоявшей неподалеку карете.
– Алексей Алексеевич, не затруднит вас на некоторое время стать моим порученцем, адъютантом, если угодно?
– Все что только пожелаете, душа моя, все, что только ни прикажете-с! Ради вас, коль потребуется, сверну, пожалуй, и горы!
– Ну, гор, положим, мы рушить с вами не станем, – засмеялась княжна. – Если позволите собой распорядиться, у меня будет к вам совсем иная просьба. Не угодно ли водрузить вон на ту кочку? У самой реки, видите? эту вот бутыль с остатками коньяка?
Иван Карлович беспокойно поерзал на скамье, а после и вовсе поднялся со своего места и остался стоять. Он, кажется, начал догадываться, что задумала эта не в меру воинственная барышня.
Мостовой насмешливо взглянул на отставного штаб-ротмистра, сдержанно поклонился Ольге Каземировне, та с интересом, но, кажется, без особого удивления наблюдала за событиями, и, потешно покачиваясь, колобком покатился к кромке реки, неся перед собой полупустой штоф. Едва бутылка утвердилась на размытом водой илистом бугорке, возвратилась Татьяна и передала своей госпоже замотанный в тряпицу предмет. Через миг перед взорами собравшихся засиял полированными шоколадными боками изящной работы пистолет.
– Милостивый государь мой, – торопливо воскликнула Софья, обращаясь к петербуржцу, словно опасаясь, что сейчас кто-нибудь
