спросил я.
— Мясник, сэр, — ответила миссис Родд.
— Спасибо, — сказал я и направился внутрь.
Теперь, в сумерках, когда я сел у своего собственного камина, окружающая обстановка наиболее ярко напомнила мне сцену той ночи. Я тяжело откинулся на спинку кресла, чувствуя слабость и тошноту, и при этом испытывал большие неудобства из-за какой-то твёрдой вещицы в кармане моего пиджака, прижатой к боку подлокотником кресла. Я порылся в кармане и достал маленькую лепёшку из твёрдого зелёного вещества, которая находилась на краю сундука. Я полагаю, что мои пальцы сжали её, когда они соприкоснулись с лепёшкой прошлой ночью, и я, сам того не подозревая, положил её в карман.
Сочтя благоразумным проявить осторожность в этом вопросе, я встал и запер эту находку в своей маленькой аптечке, которая висит над каминной полкой в комнате, выходящей в сад. Для анализа или изучения того, чего я боялся. Сделав это, я снова сел в своё кресло и приготовился к чтению.
Ужин был приготовлен женщинами и накрыт для меня на столе в моём кабинете. После смерти моей сестры у меня вошло в обычай обедать в середине дня в моём клубе.
Верно! Я сидел с книгой на коленях, но все мои мысли были о Дагдейле. Прямоугольная фигура появилась на моей сетчатке и поплыла по белой странице. Часы тянулись утомительно долго. Моя голова опустилась, а подбородок упёрся в грудь. На самом деле я спал, когда меня разбудил неуверенный стук во входную дверь. Мои чувства мгновенно обострились. Звук, как будто что-то царапало краску, повторился.
Я тихо поднялся с кресла. Мной овладело смутное желание убежать в сад.
Звук повторился ещё раз.
Я очень медленно направился к двери. Я снова взобрался на стул (теперь я с любовью вспоминал того мальчишку). Но я ничего не увидел. Я заглянул в замочную скважину, но что-то заслонило отверстие с другой стороны. В доме появился слабый неприятный запах. С ужасом и отчаянием я распахнул дверь. Мне показалось, что я услышал звук тяжёлого дыхания. Затем нечто коснулось моей руки, и я обнаружил, что смотрю в коридор, прислушиваясь к эху — щёлкнул замок двери в комнате, выходящей окнами в мой сад. Я специально описываю всё непоследовательно. Мои мысли в тот вечер были хаотичны; и сейчас я передаю то, что чувствовал. Много лет назад, в юности, меня чуть не сожгли заживо. Тогда я испытал подлинный страх. А в тот момент в прихожей я ощутил смутный, затаившийся ужас души и нечеловеческую развращённость. Я не могу рассказать об ужасных устремлениях своего ума. Пошатываясь, я вошёл в свою комнату, сел в кресло, положил книгу на колени, надел очки на нос; но всё это время все мои чувства были мертвы, работал только слух. Я отчётливо осознавал, как мои уши двигаются и подёргиваются, как я полагал, с помощью какой-то древней мышцы, давно не используемой человечеством. И пока я сидел, мой мозг кричал от страха.
В течение десяти минут (я медленно считал тиканье настенных часов) я прислушивался. Наконец, мои конечности начали дрожать, одиночество загоняло меня в опасные ущелья раздумий. Виноватой походкой я прокрался в сад. Я перелез через забор, отделяющий соседний дом от моего. В том доме номер 17 жил сторож, грубый неотёсанный парень, который использовал в качестве гостиной только кухню и который убрал дверной звонок, чтобы его никто не беспокоил. Он был подлым человеком. Но я нуждался в друзьях.
Я подошёл к двери в сад, не сводя глаз с окна. Затем я постучал в садовую дверь, забарабанил молотком. В пустом помещении раздались угрюмые шаги, и дверь осторожно приоткрылась на несколько дюймов. Через щель на меня смотрело испуганное лицо.
— Ради бога, — выговорил я, — пойдёмте поужинаем со мной. У меня есть хороший окорок, мой дорогой друг, приходи и поужинай со мной.
Дверь открылась шире. Любопытство сменилось опасением.
— Скажите, хозяин, что ходит по дому? — спросил парень. — Почему у меня вся спина мокрая, а руки дрожат? Говорю вам, что-то в этом месте стало неправильным. Я сижу спиной к стене, а кто-то быстро и тихо ходит с другой стороны. Что это за болезнь? Я спрашиваю вас, что это такое?
Сосед чуть не заплакал.
— Не глупи! — ответил я. — Никаких больных нет в твоём доме. Я дам тебе пятифунтовую банкноту, чтобы ты пришёл и посидел со мной. Будь добрым соседом, мой друг. Я боюсь, что меня охватит припадок. Я слаб… жар… приступы эпилепсии. Крысы шуршат в стенах, я часто слышу их шум. Пойдём, поужинаем со мной.
Негодяй глубокомысленно покачал своей головой.
— Две банкноты по пять фунтов, — предложил я.
— Возможно, что я простудился, — ответил парень и ушёл в комнату за кочергой.
Мы перелезли через забор и, как воры, прокрались к моему дому. Но этот парень ни на дюйм не переступил порог. Я стал его уговаривать. Он ругался в ответ. Он упрямо придерживался своей цели.
— Я не сдвинусь с места, пока не "загляну" в это окно, — заявил парень.
Я спорил и умолял, я удвоил свою взятку, я похлопал его по плечу и обвинил в трусости, я сделал вокруг него пируэт, я умолял его остаться со мной.
— Я не сдвинусь с места, пока не посмотрю в это окно!
Я принёс маленькую лестницу из оранжереи, находящейся слева от дома, и парень приставил её к окну, расположенному примерно в пяти футах над землёй. Он медленно поднимался по ступенькам, вытягивая шею, чтобы заглянуть в тёмную комнату, а я, просто чтобы быть рядом, карабкался вслед за ним.
Парень взобрался на метр и громко дышал, когда внезапно длинная рука, тонкая, как кость, покрытая рыжевато-коричневыми волосами, бледная в тусклом свете звёзд, появилась в окне и задёрнула шторы. Парень надо мной застонал, вскинул руки и кубарем скатился с лестницы, повалив и меня на землю.
Мгновение я лежал ошеломлённый; затем, оторвав голову от сладких лилий, я увидел, как сосед в дикой спешке перелезает через забор. Я помню, что роса заблестела на его ботинках, когда он спрыгивал вниз.
Вскоре я вскочил на ноги и бросился за ним, но он был моложе, и когда я добрался до двери в задней части его дома, он уже запер её на засов. На все мои молитвы и стуки он не обращал никакого внимания. Несмотря на это, я был уверен, что он сидел и слушал, с другой стороны, потому что я различил хриплое дыхание, как у астматика.
— Ты забыл кочергу. Я принесу её, — проревел