Такими словами его сиятельство заключил тираду и шумно вздохнул.
Генри нашел Агнессу в гостиной. Девушка была явно взволнована. Глаза ее лихорадочно блестели.
— Если вы пришли сюда по наущению вашего брата, — воскликнула она, вместо приветствия, — избавьте себя от труда! Я не нуждаюсь в благоразумных увещеваниях. Я нуждаюсь в помощи друга, который верил бы мне.
— Я ваш друг, Агнесса, — спокойно ответил Генри. — И вы это знаете.
— Вы верите, что ночное происшествие не было бредом моего больного рассудка?
— Я знаю, Агнесса, что вы не обманываетесь на этот счет, по крайней мере, в одном отношении.
— В каком?
— В отношении присутствия у вашей постели графини.
Девушка прервала его.
— Почему я только сегодня узнала, что графиня и миссис Джеймс — одно лицо? Почему мне не сказали об этом вчера?
— Вы забываете, что согласились на перемену комнат прежде, чем я приехал в Венецию, — ответил Генри. — Да, я чувствовал сильное искушение рассказать вам обо всем, но вы с племянницей были уже устроены на ночь, и мне не хотелось пугать вас. Брат заверил меня, что запоры на ваших дверях крепки, я счел за лучшее дождаться утра, и, видимо, был не прав… Как проникли люди, или призраки, в вашу спальню, я сказать не могу. Могу лишь заверить, что ночью вас действительно навестила графиня. Об этом я знаю точно с ее слов.
— С ее слов? — повторила Агнесса. — Вы виделись с ней?
— Да, десять минут назад.
— Что она делала?
— Прилежно писала. И не оторвала глаз от бумаги, пока я не произнес ваше имя.
— Она вспомнила меня?
— С некоторым трудом. И когда припомнила, мне долгое время пришлось ее убеждать, что я пришел от вашего имени. Наконец она разговорилась. Она подтвердила, что поселила вас в эту комнату из мистических соображений, в которых однажды призналась Фрэнсису. Она подтвердила, что сегодня ночью сидела у вашей постели, чтобы «постичь то, что откроется ей», — так она выразилась. Я пытался выведать у графини, как ей удалось пробраться в номер. К несчастью, рукопись, валявшаяся на столе, опять бросилась ей в глаза. Графиня вернулась к своему занятию. «Барону нужны деньги, я должна продолжать пьесу», — вот все, чего можно было от нее добиться. Могу сказать, что я заметил в этой несчастной женщине явные перемены к худшему. Рассудок ее очевидно расстроен. Доказательством служит хотя бы то, что она говорила о бароне как о живом человеке. Фрэнсиса она уверяла, что брат ее умер от болезни. И это правда. Консул Соединенных Штатов в Милане показывал нам извещение о смерти барона, опубликованное в одной из американских газет. Насколько я мог понять, остатки здравого смысла, еще сохранившиеся в графине, поглощены нелепой идеей — созданием пьесы для театра Фрэнсиса. Брат признался, что подал ей надежду получить хорошие деньги таким образом — в шутку, разумеется. Мне кажется — он поступил дурно. Согласны ли вы со мной?
Агнесса, казалось, уже не слышала его. Она вдруг поднялась с кресла.
— Сделайте мне одолжение, Генри, — сказала она. — Проводите меня к графине.
Генри заколебался.
— Достаточно ли вы оправились после потрясения? — спросил он.
Девушка задрожала. Румянец сбежал с ее щек. Лицо сделалось мертвенно-бледным.
— Вы знаете, что мне довелось увидеть этой ночью? — спросила она чуть слышно.
— Не думайте об этом! — перебил Генри. — Не волнуйте себя понапрасну!
— Я не могу не думать! — воскликнула девушка. — Мое сознание изнемогает под бременем ужасных вопросов! На кого походило кошмарное видение? На Феррари? Или?.. — Агнесса затрепетала. — Графиня все знает. Я должна ее видеть, — продолжала она горячо. — Проводите меня к ней, Генри, пока мне не изменило мужество!
Генри внимательно посмотрел на девушку.
— Хорошо, — сказал он. — Я согласен. Чем скорее вы с ней увидитесь, тем лучше. Только… Вы помните вашу лондонскую встречу? Помните слова графини о вашей власти над ней?
— Помню. Но зачем вы напоминаете мне об этом?
— Вот по какой причине. Мне кажется, есть все основания опасаться, что рассудок графини придет вскоре в полное расстройство. И тогда она вряд ли вспомнит о том, что вы в ее воображении являлись когда-то ангелом возмездия и она должна всецело вам подчиняться. Употребите же сейчас вашу мистическую власть над ней, чтобы пролить свет на интересующие вас вопросы, ибо потом будет поздно!..
Агнесса молча взяла молодого человека за руку и повела к двери.
Они поднялись на второй этаж и, постучавшись, вошли в комнату графини.
Молодые люди нашли графиню за письменным столом. Она с трудом оторвала взгляд от бумаг и устремила его на вошедших. Прошло несколько томительных минут, прежде чем в черных глазах графини появились проблески сознания. Казалось, женщина делает гигантские усилия, чтобы сосредоточиться. Наконец ей это удалось. Графиня узнала девушку. Перо выпало из ее рук.
— Разве час пробил? — спросила она хриплым, исполненным ужаса шепотом. — Дайте мне отсрочку, я еще не кончила моей работы.
Женщина упала на колени и протянула к Агнессе сложенные в мольбе руки. Девушка не оправилась еще от ночного потрясения выходка графини совсем выбила ее из колеи. Она застыла в оцепенении, не зная, что сказать и как поступить дальше.
— Говорите же! Спрашивайте, пока есть возможность! — шепнул ей Генри. — Взгляните, безумство опять находит на нее.
Агнесса собралась с духом.
— Выбыли ночью у меня… — начала она слабым голосом.
Задрожав при первых звуках ее голоса, графиня вскинула руки над головой, сцепила пальцы и стала ломать их с тихими стонами, качаясь из стороны в сторону. Агнесса отпрянула и повернулась, чтобы уйти, не в силах выносить жуткого зрелища! Генри остановил ее.
— Попробуйте еще раз! Теперь или никогда!
Агнесса, сделав усилие, повиновалась.
— Я ночевала в комнате, которую вы мне уступили, — произнесла она глухо. — Я видела…
Графиня внезапно вскочила с колен.
— Оставьте! — закричала она. — О! Господи Иисусе Христе! Святая Дева Мария! Неужели мне интересно слышать, что вы там видели? Неужели вы думаете, что я не понимаю сама, что все это значит? Соображайте сами, мисс! Допросите вашу душу! Уверены ли вы, что час возмездия пробил? Готовы ли вы следовать за мной сквозь преступления прошлого к тайнам погибшего?
Женщина, не ожидая ответа, бросилась к письменному столу. Глаза ее сверкали, движения стали гибки и энергичны. Казалось, она вновь обрела себя. Внезапная вспышка длилась несколько мгновений. Затем пыл графини угас, тело поникло, как будто из него вынули стержень, глаза потухли.
Она вздохнула и отперла шкатулку бюро. Пергаментный лист, извлеченный из инкрустированного искусным мастером ящичка, был испещрен блеклыми буквами. Обрывки шелковых ниток указывали на то, что документ был вырван из какой-то старинной книги.
