Лари грустно улыбнулась, опустила глаза.
– Я часто вспоминаю студенческие годы, – сказала она. – Это – прекрасные годы жизни. Мы с Нинкой ходили гулять по парку после занятий в университете, она часто оставалась у меня ночевать. О чем мы только не говорили за бокалом вина. Правда, в основном она болтала, причем без умолку. Летом, на каникулах, ездили вместе отдыхать на море. Нравилось с ней путешествовать. Она меня за руку вытаскивала на променад. Утренний и вечерний моцион – как зубы почистить. «Ты чего прилетела, в отеле сидеть?» – говорила она каждый раз, когда я морщила нос в ответ на предложение прогуляться, пойти в ресторан или поехать на экскурсию. Нина дополняла меня, нелюдимую, интроверта до мозга костей. И мне это нравилось. Нравилось, что она меня буквально заставляла жить иначе, чем я привыкла. После того случая с Витькой, – подумав, продолжила Лари, – моя жизнь стала черно-белой. И сказать по правде, думала, так будет всегда. Нинка же открыла во мне второе дыхание, я вновь поверила в то, что могу радоваться, искренне улыбаться, смеяться, шутить. Как же я дорожила нашей дружбой!
Лари вздохнула.
– Вероятно, что-то произошло? – предположил Ростик и прибавил: – Не только в книжке, когда счастье рядом, что-то происходит.
– Это точно, Ростислав, – грустно улыбнулась Лари, немного помолчала и продолжила.
Глава 21.За день до сдачи государственного экзамена по уголовному праву мы с Ниной пришли на консультацию. Решили, после пойдем ко мне домой, и будем до вечера повторять все вопросы. Я-то уголовное право знала на шесть с плюсом. А вот за Нинку переживала. Она и сама тряслась, боялась, что забудет все на свете, когда войдет в аудиторию.
После консультации Нина, несколько озадаченная, попросила меня подождать на улице, якобы ей на кафедру надо забежать к научному руководителю, доценту Ивакину.
– Что с тобой? – спросила я Нинку, когда спустя минут двадцать та, встревоженная, подошла ко мне на улице.
– Пойдем, – был ответ. – Потом расскажу.
Мы пришли домой в половине двенадцатого. Я нагрела чайник, нарезала колбасу и сыр для бутербродов. Думала, перекусим и вперед – готовиться. Но смотрю, Нинка, как была без лица, так и осталась.
– Слушай, – говорю я, – может, скажешь, что случилось?
В ответ тишина.
– Ты меня пугаешь, подружка! – озаботилась я всерьез.
– Лари, обещай, что никому не расскажешь.
– Конечно, – еще больше испугавшись, кивнула я.
Нинка отпила горячего чаю.
– На кафедре ко мне приставал профессор, – выпалила она.
– Какой профессор?
– Анатолий Иванович, наш экзаменатор.
– В смысле? – опешила я.
Нина помялась, постреляла глазками и с видом испуганного мышонка заговорила:
– Я пришла на кафедру, думала, застану Ивакина. Но там был только профессор. Я вошла, поздоровалась, спросила, не видел ли он Ивакина. Тот вежливо ответил, что Ивакин отошел, говорит: «Вы присаживайтесь, он будет через минуту». Я улыбнулась, присела на стул. Сижу, жду. Анатолий Иванович встал, подошел к двери, открыл, выглянул, потом повернулся ко мне и говорит: «Ниночка, можно спросить?». Я, естественно, согласно покивала. Он без слов подскочил ко мне, схватил и начал целовать. Меня обдало жаром. «Вы что, Анатолий Иванович!», – говорю я. «Да ладно тебе, Ниночка. Думаешь, я не знаю, зачем ты пришла?» Я с трудом вырвалась из его рук, стою онемевшая. И тут он начал нести такую ахинею! Мол, я его все эти годы соблазняла, многозначительно улыбалась. В общем, пурга пургой.
Потом, якобы, дядя предложил ей помочь сдать экзамен, звал в аспирантуру, обещал поддержку, а еще сказал, что поможет написать и защитить диссертацию. Цена, сам понимаешь, какая, – интим. Нина много еще чего говорила, возмущалась, обзывала дядю.
Я слушала, но ушам не верила. Как? Мой любимый дядя – домогался? Сказать по правде, не могла прийти в себя минут пять.
– Слушай, – в конце ляпнула Нинка, – а, может, согласиться? Стану кандидатом наук. Ученая степень в жизни пригодиться.
Сложно было понять, то ли в шутку она, то ли всерьёз. Но стало совсем неприятно.
– Нина, – наконец я собралась с мыслями, – я не верю не единому твоему слову. Чушь какая-то! Не мог мой дядя к тебе приставать…
– Дядя? – переспросила Нина и замахала своими наклеенными ресницами, как бабочка – крыльями. – В смысле – дядя?
Я сжала кулаки.
– Анатолий Иванович – мой родной дядя, – призналась я. – И то, что ты сейчас рассказала, режет слух. Я не верю, что было так, как ты говоришь.
Казалось бы, Нинка должна была озаботиться тем, чтобы доказать – все, что она наговорила, – правда. Но вместо этого в мой адрес понеслись упреки в том, что я столько лет скрывала столь значимый факт – родство с профессором.
В общем, понеслась душа в ад. Ни ее, ни меня невозможно было остановить. Наговорили друг другу гадостей. Она обвинила меня в недоверии и лицемерии, я ее – в легкомыслии и лжи.
Расстались мы ужасно. Она схватила свои вещи и выбежала из квартиры, не попрощавшись. Я еще минут пять гневалась в ее адрес, не стесняясь в выражениях.
На следующий день мы сдали экзамен. Обе – на отлично. Мне не сложно было догадаться, откуда у моей подруги появилась уверенность в себе и превосходные знания по уголовному праву. Дядя дал ей билет, она заранее подготовила ответы на вопросы.
Прошла неделя, прежде чем мы заговорили вновь. Ее разыскивали в деканате, потеряли какой-то документ. Я случайно услышала об этом и решила написать сообщение. Нина мне перезвонила, предложила вечером прогуляться по набережной. Я согласилась, хотя внутри все кипело от злости и на нее, и на дядю.
Мы чуток прогулялись по аллее туда-сюда, говоря о всякой ерунде, потом присели за столик в кафешке.
– Лари, – заговорила Нинка, – я хочу рассказать тебе правду, рассказать, как было на самом деле.
– Хорошо, – сдержанно ответила я.
Официант принес горячий кофе: мне – с молоком, Нине – двойной эспрессо. Она сделала глоточек.
– У меня давно шашни с профессором, ну, с твоим дядей, – сказала она, вздохнув. – После того, как мы с тобой решили пойти в адвокатуру, заниматься уголовными делами, выбор специализации был предопределен – уголовно-правовая. Ты знаешь, я не настолько сильна в этих предметах, как хотелось бы. Подумала, неплохо бы было подстраховаться и найти поддержку. Я знала, что Анатолий Иванович ведет много курсов у криминалистов, знала и то, что он в составе государственной аттестационной комиссии. Вот и решила заморочить профессору голову. Как-то пришла на кафедру, пококетничала с ним. Хотела проверить, поведется или нет. Потом еще раз и еще. Однажды после лекции он попросил меня зайти на кафедру. Я пришла, как он просил. Секунда – и он меня прижал к книжному шкафу, жадно потрогал за все значимые места и говорит: «Ниночка, если тебе нужна моя поддержка, можешь рассчитывать». Каждый раз перед сессией я ходила к профессору на кафедру, он меня тискал, а я хихикала. Я и диплом хотела у него писать. Но он отослал к Ивакину, чтобы не вызвать подозрений. После консультации перед госэкзаменом я пошла на кафедру к Анатолию Ивановичу. Он обещал вопросы экзаменационного билета. Продиктовал, я записала, сказал, когда мне войти в аудиторию, куда присесть. А потом игриво предложил мне место в аспирантуре. Единственное, сказал, что взамен хочет большего. Ну, сама понимаешь, чего. Я пококетничала с ним, сказала, что подумаю. – Нина замолчала, виновато посмотрела на меня, потом продолжила: – Если честно, меня заинтересовало предложение, не в смысле – заняться сексом, а в смысле защитить диссертацию. Поэтому решила поделиться с тобой. Я же понимала, что ты первая задашь вопрос, как я собираюсь поступать в аспирантуру и, собственно, зачем… Правду побоялась рассказать. Думала, ты не поймешь. Вот и сочинила историю.
