Андрея Токомина с крыши вашей школы? – повторил Крин.
Корби облизнул губы. Сами собой потекли слезы. «Неважно, – подумал он, – ничего уже не важно». Следователь смотрел на него в удивлении.
– У Вас все в порядке? – спросил он. – Почему Вы плачете? Вы понимаете, что Ваши показания очень важны? Вы можете плакать, но, пожалуйста, скажите «да».
– Это давление на свидетеля, – вмешался молодой человек из отдела расследований. – Рябин, очевидно, либо не хочет, либо не может отвечать.
– Вот что Вы лезете? – взвился Крин. – С тех пор как Вы здесь, у меня все из рук валится.
Молодой человек пожал плечами.
– Я ниже Вас по званию, – сказал он, – но статус моей организации таков, что Вы обязаны мне подчиняться. Так что терпите.
Корби смотрел в окно мимо людей, которые сейчас о нем говорили.
– Вам угрожали? – спросил у него следователь.
«Да, – вспомнил Корби. – Оскаленный мне угрожал. Но я не боюсь. Я боюсь, что сейчас выйду отсюда и снова увижу глаза Ары и Ника, и отца Андрея. Вот чего я боюсь».
– Вас запугивали? – продолжал спрашивать Крин. – Вы решили отказаться от своих показаний?
Корби замотал головой. Небо и ветви деревьев за окном – все расплылось. Дышать стало трудно.
– Тогда почему Вы молчите? – спросил следователь.
«Я ненавижу небо, – подумал Корби, – потому что мой отец, и моя мать, и Андрей ходили под ним, а потом умерли. Но больше всего я ненавижу себя. Это я во всем виноват. Почему смерть забрала не меня? Ведь так было бы лучше для всех».
Из-за ширмы выглянула женщина лет тридцати пяти, простая, черноволосая, но еще миловидная.
– Толя, ну что ты его пытаешь? У мальчика полная истерика.
– А что мне делать, Наташа? – поинтересовался следователь. – Сейчас по Москве бегает на трех убийц больше, чем вчера утром. И я не знаю, почему он ревет – потому что ему жалко одноклассника, или потому, что он знает, кто эти люди.
Корби снова замотал головой.
– Нет? – спросил Крин. – Не знаешь, кто убийцы?
Корби опять помотал головой.
– Жаль, – сказал следователь.
– Вы обязаны прекратить допрос, – заметил молодой человек из внутренних расследований.
Крин швырнул ручку о стол так, что она отлетела и стукнула по клавиатуре компьютера. Выключил диктофон, скомкал протокол и швырнул его в мусорку.
– Сколько Вам нужно времени, чтобы успокоиться? – поинтересовался он у Корби. – Полчаса? Час?
– Я думаю, на сегодня Вы свободны, – обратился молодой человек к Корби.
– Да, – процедил Крин, – статус Вашей организации таков, что я должен Вам подчиняться. Но этот молодой человек Вам подчиняться не обязан.
Следователь сделал паузу.
– Еще как минимум полтора часа я буду здесь, – сказал он. – Поэтому будьте так добры, постарайтесь за это время привести себя в порядок и возвращайтесь сюда, чтобы ответить на мои вопросы. Если у Вас есть любые опасения насчет собственной безопасности или безопасности других людей, Вы можете их высказать. Мы Вам поможем.
Корби судорожно покивал, но с места не поднялся.
– Пойдемте, Николай, – следователь сам вышел из-за стола и как-то умудрился поднять Корби на ноги. Они пошли к выходу из комнаты. «Не хочу, – думал Корби, – не хочу уходить отсюда. Не хочу снова видеть их всех». Он вывернулся из рук Крина и уткнулся лбом в стоящий у стены шкаф-сейф.
– Господи, да что такое, – пробормотал следователь.
Он открыл двери в коридор.
– Рябин.
– Да.
– У вашего внука истерика, – объявил Крин.
– Какая истерика? – встревожился дед.
– Молчит и плачет, – объяснил Крин. – Отведите его во двор. Пусть подышит воздухом, посидит на лавочке. Если за полтора часа успокоится, то пусть возвращается.
Дед вошел в комнату. Корби цеплялся руками за угол шкафа. Его плечи содрогались.
– Ну что? – обратился к нему дед. – Совсем не можешь держать себя в руках, да? А ну прекрати реветь! Тазик наревел. Как девка. Семью только позоришь. Вон люди смотрят, а ты все ревешь.
Корби не ответил, только попытался закрыть лицо руками, когда дед взял его за локоть и потащил его в коридор. Спрятаться у Корби не получилось. Он увернулся от взглядов Ары и Ника только затем, чтобы встретиться глазами со стоящим в стороне отцом Андрея. В лице этого человека он прочитал свой приговор. «Ты убийца, – утверждало оно, – ты виноват во всем. Твое раскаяние – признак твоей вины».
«Оставьте меня в покое, – безмолвно закричал Корби. – Я же не такой плохой. Если бы я мог, я бы всех спас. Но я не был в машине со своими родителями. И я второй раз в жизни держал в руках пистолет, когда Андрея убивали. Что я мог? Ну что я мог? Почему никто не хочет разбираться? Почему все ненавидят меня? Я просто неудачник».
Что-то надломилось у Корби внутри. Он уже с тоской думал об уколе Ивана Петровича. Сейчас он хотел, чтобы ему снова стало все равно.
Глава 13
Западный ветер
Территория полицейского участка с двух сторон была обнесена забором, а две другие стороны образовали здание отделения и старый кирпичный дом, который сходился с ним углами. Унылые городские деревья врастали корнями в потрескавшийся асфальт. Томились на солнце служебные машины. Парочка уголовного вида субъектов курила на бетонных ступеньках крыльца. Вдоль перекрывающего выезд красного шлагбаума бродил постовой.
Еще было слышно ритмичную музыку. Она доносилась из открытых полуподвальных окон кирпичного дома. Там, несмотря на дневное время, горел свет. Сквозь щели в прореженных жалюзи Корби видел фрагмент стены и движущиеся по нему тени. Подросток стал смотреть на эти окна. «Я не хотел ничьей смерти, – подумал он, – я просто хотел быть счастливым».
– И теперь переворачиваемся на спинку, – нараспев прозвучала команда, – и делаем ножницы ножками. Вот так. Вот так.
Музыка сменила ритм на еще более энергичный.
– Ты понимаешь, что все испортил? – пилил его дед. – Понимаешь, что я зря старался? Сопляк. Тварь неблагодарная. Что для тебя ни сделаю, все спускаешь на ветер.
Корби не слышал его. «Я хотел быть счастливым, но теперь я ненавижу счастье, – думал он, – ненавижу движение и красоту. Я хочу, чтобы все остановилось. Ведь это пустой спектакль. Люди умирают. Вот что настоящее. Вот что правда. А всего остального нет».
– Хоть бы утерся, – буркнул дед. Он попытался провести ладонью по лицу подростку. Тот отшатнулся.
– Да что ты, – пробормотал дед. – Дикий совсем. Меня слушай, дурак. В руки себя возьми.
«Ненавижу», – подумал Корби. Он вскочил и неровным шагом пошел в угол, где смыкались здания. Здесь росло старое корявое дерево. Под ним лежало пятно тени. Корби прислонился к пахнущей мочой
