меня брюхо так подвело, что я, наверное, плесень пожую. Клевер из нее как-то самогон гнал, может, не помру.
Кай не знал, с каких пор он стал для Тупэ «дружищем», но слышать это было приятно. Валентин какое-то время еще топтался на берегу, но, видя, что все настроены на отдых, сдался и подсел к Тупэ. Видимо, из всей компании горец казался ему самым надежным.
Кай фыркнул и откинул голову на камень, стараясь вспомнить свой последний обед в руднике Тиля Голубоглазого. Ничего кроме каши с мясом на ум не пришло. Возможно потому, что ею их кормили чаще всего. Еще им давали чай с сахаром, а иногда — плюшки. Кай запретил себе думать о чем-либо кроме плюшек, но тут почувствовал, как в воздухе пахнет хлебом, и испугался, что словил нюхательную галлюцинацию. От Тупэ он слышал, что такие бывают.
Между тем, Десятая говорила о чем-то странном.
— Лепешки намокли, но есть можно, — сказала женщина, роясь в заплечной сумке, которую все это время с себя не снимала. — Мы с братом давно к побегу готовились. Кое-что припасли.
— У тебя есть лепешки? — Кай почувствовал, как его рот наполнился слюной при одном только этом слове.
— Ага. А еще зерновые полоски и вяленое мясо. Крысятина, но хорошая, есть можно.
Представив, что все это время носил на своей спине такое богатство, Кай с трудом сглотнул. Жизнь показалась не такой уж безрадостной.
На этот раз от крысятины не отказался даже Валентин. Все жевали молча, по очереди прихлебывая из кружки напиток, который Десятая приготовила из грунтовой воды и незнакомых черных семян. Никто не спрашивал ее о происхождении зерен. Главное, что напиток бодрил, остальное было неважно.
В сумке Десятой оказались не только кружка и припасы, но и баночка с мазью, которой она сначала обработала свои израненные руки, а потом намозоленные пальцы Кая.
И хотя побег, купание в Теплой и все напряжение дня должны были свалить беглецов от усталости, заснуть сразу не удалось никому. От еды Кай отяжелел и был уверен, что, если сейчас из реки выскочат Скорочи вместе с солдатами Корпуса, он все равно никуда не побежит. Слишком уютно было лежать на этих камнях, чувствовать теплоту в животе, слушать журчание реки и ни о чем не думать. Наверху его ждали Небо, колдун Соломон и тысячи неприятностей, связанных с его происхождением, но сейчас ему было хорошо.
Похоже, такие же настроения были и у остальных.
— Давайте помолимся, — неожиданно сказал Валентин. — Калюста привел нас сюда, а значит, поможет выбраться наружу.
— Да, точно! — закивал Тупэ и принялся возиться, пытаясь принять более почтительную для молитвы позу.
— Я не умею молиться, — сказала Десятая, прижимаясь к Каю. Они лежали рядом, стараясь согреться друг о друга. Он бы предложил Тупэ лечь с другой стороны, но гном заранее устроился нарочито поодаль, не желая иметь с подравненной ничего общего. Что касалось Валентина, то тот всем видом показывал, что ему противна одна мысль о таком лежбище. Поэтому Кай грелся о половину тела Десятой, она же вжималась в его спину так сильно, словно хотела сломать ему позвоночник. Ее колотила дрожь, которая передавалась ему, не давая возможности расслабиться.
— Молиться нетрудно, — тем временем, заявил Валентин. — Молитва должна идти от сердца и быть искренней. Тогда ее услышат. Повторяйте за мной. Разрушая препятствия, мы уничтожаем своих врагов. Все наши желания сбудутся, если мы приступим к будущему со смелостью, воодушевленной верой в Единого. Пусть разум ведет нас, но да не избавит нас от чувств и эмоций, ибо без них наша колесница может перевернуться.
— Это похоже на проповедь, а не на молитву, — перебил его Кай. — Прямо речь генерала перед битвой. Так и кажется, что ты потом крикнешь: «На смерть!».
— Я только начал, — сердито прошипел грандир.
— Ты зачем перебиваешь? — вмешался Тупэ.
— Давайте спать, — предложила Десятая, но Кай не хотел, чтобы последнее слово осталось за Валентином.
— Надо ближе к делу, — сказал он, проигнорировав недовольные замечания товарищей. — Я так думаю, что когда молятся, то просят о чем-то конкретно. Например, чтобы Калюста помог нам выбраться отсюда, или чтобы послал булочку с сахаром. А мы за это отблагодарим его новой молитвой. Что еще богу надо?
Кай мог поклясться, что в темноте на скулах грандира заходили желваки.
— У тебя очень неправильное представление об отношениях Бога и человека, — сурово сказал Валентин, сделав знак Тупэ, чтобы тот не вмешивался. — Но сейчас не то место и не то время, чтобы об этом спорить. К тому же у меня нет никакого желания тебя учить.
— Да не обращайте вы на него внимания, — подхалимски заметил Тупэ. — Что взять с трехмесячного гомункула? Я вообще не знаю, что у него там, в башке, творится. Давайте все-таки помолимся. А то, черт знает, куда забрели. Похоже, только Калюста нас и сможет вывести.
Повисла недолгая пауза, во время которой Кай пытался задремать, а грандир Валентин вернуть себе присутствие духа.
— Владыка, Утешитель, Душа Истины! — наконец, снова начал грандир. — Приди и очисти души наши от скверны. Благослови, Господи, и помоги нам, грешникам, совершить начатое дело во славу Твою. О Калюста, веруем в душе и сердце, преклоняемся перед твоей благостью и просим помочь совершить побег из земли к солнцу. Великий Калюста, Господь наш! Дай нам сил, кротости и терпения. Укрепи нас в своих добродетелях. Все мы под крылами Твоей благости, щедрот и человеколюбия. Каждое мгновение нашей жизни нуждаемся в тени крыл твоих. Наши очи устремлены к тебе, Богу нашему. Помоги, о Владыка!
— И пошли нам булочку с сахаром, — добавил Кай, когда Валентин замолчал. Десятая, не выдержав, хрюкнула ему в спину, а Тупэ бросил в него грязный носок, который разложил сушиться на камне.
На этот раз грандир остался спокойным. Поднявшись со своего места, он подошел и навис над лежащим Каем, который даже не пошевелился.
— Откуда в тебе столько глупости? — спросил Валентин, уперев руки в бока. — Ты бежишь от Соломона, который является настолько влиятельной фигурой в Корсионе, что ты и представить себе этого не можешь. Стать послушником — этот вой единственный шанс начать жизнь правильно. Но вместо того чтобы хватать по крохам те знания о Калюсте, которые мы с Тупэ роняем на тебя, ты продолжаешь упорно цепляться за свое невежество.
— Лучше бы вы уронили на меня что-нибудь сладкое, — протянул Кай, укладываясь поудобнее. — Например, я бы не отказался от шоколадных крошек.
— Шоколад считается плохой пищей и калюстианцам запрещен, — заявил Валентин.
— Тогда мне точно нечего у вас
