закричала от боли, затмившей наслаждение.
— Нат, — его голос был нежным, успокаивающим. — Расслабься, позволь мне облегчить это.
Натали постаралась расслабиться, как он сказал. Она верила, что он сделает, как обещал, облегчит боль. Он всегда так делал. Была ли это боль от стояния на коленях, от ударов кнута или от зажимов на сосках, он всегда мог её облегчить.
Вперед и назад, он двигался. Боль стала исчезать, и её тело ожило.
Наслаждение нарастало, она схватилась за простыни и стала звать по имени единственного мужчину, владеющего ею всей. Слившись телами, они поднимались выше и выше, пока оба не задрожали, и он до краёв наполнил её тело, а с ним и её сердце.
Глава 20
Как раз тогда, когда я подумал,
что научился жить, жизнь изменилась.
~ Хью Пратер
Тюремная клетка Натали изменилась, но не её жизнь. Теперь она жила в апартаментах Декстера. Так как в гостиной нельзя было находиться без одежды, он заказал для неё целый гардероб. Это казалось излишним. Одежды было больше, чем ей требовалось, когда она училась: ходила на занятия, встречи, вечеринки. Были даже свитера, пальто и ботинки, хотя она ни разу не была вне дома с тех пор, как оказалась здесь. Её мир ограничивался Декстером и редкими появлениями прислуги, из-за которой одежда и понадобилась.
Декстер больше не приносил сам ей еду, хотя обычно присутствовал, когда её приносили. Было несколько говорящих на немецком служащих, которые приходили и уходили. Они все уважительно к ней обращались, называя «фрау Натали». Она была королевой Декстера, а значит — госпожой в доме. Если у них и возникали вопросы, почему она редко выходит из апартаментов, она об этом не знала. Со временем она выучила несколько слов по-немецки, но, чтобы объяснить, как она оказалась на этой изысканной вилле высоко в горах Австрии, этого бы не хватило. Она бы и по-английски не смогла рассказать эту историю.
За второй дверью, ведущей в комнату с большой кроватью, ей разрешалось носить только рубашки Декстера. В наполненном им шкафу было и бельё всевозможных расцветок, разных тканей и длины. Это можно было надевать только по требованию, которое часто предшествовало бессонной ночи. Если честно, Нат не возражала — это разнообразило её жизнь. И не важно, как Декстер добьётся её слёз, потом её всегда ждало удовольствие.
К их комнатам примыкало помещение для тренировок. Вместо бега на месте она могла тренироваться на беговой дорожке и тренажёрах. Ей всегда было чем заняться, а её мысли были сфокусированы на нём. Это не значит, что она не вспоминала свою прежнюю жизнь, свою семью. Вспоминала. Были моменты, когда ей не нравилась жизнь в качестве принцессы Роулингс, но не теперь. Сейчас у неё были смешанные чувства.
Хотя её календарём до сих пор служили месячные, она знала, что много пропустила. Декабрь для их семьи был не просто месяцем Рождества. В декабре они также праздновали день рождения Николь и годовщину первой свадьбы родителей. В феврале были дни рождения отца и брата. Мама любила придумать что-нибудь особенное. Если её семья праздновала в этот раз, то Натали всё это пропустила.
Нат предполагала, что весна близко. Они были высоко в горах, и зелень, как в Айове, ещё не появилась. Снег всё так же покрывал землю. Из окна их комнат не было видно больше никаких домов. Она иногда чувствовала себя внутри рождественского снежного шара.
В апартаментах Декстера были стены с полками, на которых стояли книги старого образца бумажные, с цветными корешками. Это было намного больше, чем то, что когда-то она имела в, как она называла, «её комнате». У неё не было никакого выхода из «снежного шара» во внешний мир, и книги стали её спасением. После завтрака, упражнений, ленча, «времени Декстера» и купания, которое теперь часто проходило вместе с Декстером в большой стеклянной душевой кабине, у Натали было немного личного времени, и она углублялась в чтение. Это было лучше, чем предаваться воспоминаниям о тех, кого она оставила.
Через некоторое время ей было разрешено присоединяться к Декстеру в других комнатах дома. Если присутствовала прислуга, это был ещё один повод носить одежду. Но она никогда не была там одна, всегда с Декстером. Она до сих пор не знала, чем он зарабатывает на жизнь, но на первом этаже у него был большой кабинет с множеством компьютерных экранов. Там было что-то об акциях, сделках, прибыли… Нужно было ей внимательнее относиться к занятиям в Гарварде.
Была глубокая ночь, и они лежали в кровати, когда слова Декстера разбили стеклянный снежный шар Нат на мелкие осколки.
— Мы исчезли на несколько месяцев. Мне нужно возвращаться в Штаты.
С бешено колотящимся сердцем она подняла на него глаза, полные паники:
— Ты собираешься оставить меня здесь одну?
Он притянул ближе её обнажённое тело, так что её голова оказалась на его плече.
— Нет, клоп. Я тебя никогда не оставлю, а ты никогда не оставишь меня, помнишь? Но нам нужно лететь.
Она подняла голову:
— Пожалуйста, Декстер, не надо коктейля.
Он закрыл глаза и вздохнул.
— Я помню, что ты говорила, что не любишь его. Я в сомнении. Я его уже приготовил. Не знаю… не уверен, что ты будешь хорошо себя вести, и не убежишь при первом удобном случае.
— Я не убегу, — быстро ответила она.
— Ох, клоп. Я уверен, что ты так и думаешь сейчас, но всё изменится, когда появится шанс. В Штатах общения будет больше. Тебя даже могут узнать.
Узнать? Возможно ли? Теперь, когда она жила в комнатах с зеркалами, она задумывалась, выглядит ли она так же, как раньше? Её отражение выглядело как-то по-другому. Она во многом была не той девочкой, которая села когда-то в самолёт в Бостоне.
Кроме того, хотела ли она, чтобы мир всё узнал? Знают ли о её исчезновении? Хочет ли она, чтобы люди узнали, кем она стала, что ей нравится, как Декстер обращается с ней, если она и сама это ещё не поняла. Что, сделав себя центром её вселенной, он дал ей возможность почувствовать себя любимой не как ребёнок, а как женщина.
Натали затрясла головой.
— Пожалуйста, Декстер. Я не хочу снова чувствовать действие коктейля. Мне не нравится терять контроль.
— У тебя есть контроль.
Это было простое утверждение, но точное. Она кивнула.
— Ты прав. И мне нравится отдавать его тебе по собственной воле, а не безвольно.
— Знаю. Но ты должна мне верить.
— Я верю тебе. И